Неудачная шутка (СИ)

Тогда он не менее тщательно оделся в свежее и, обильно разбрызгивая с волос мелкие капли, спустился в подвал, еще ниже, ниже, в карсты, прошел прямо в глубины, к запомнившемуся ему отличному месту - удобная площадка для строительства - скинул свитер и методично зачищал область от камней зачем-то голыми руками следующие четыре часа; замерил длины и высоты, долго выбирал, откуда доводить канализационные трубы и куда; растирая по лбу пот и грязь пещеры, в деталях обставил воображаемую клетку, так безжалостно мучая глаза в полутьме, что у него разболелась голова.

Но это больше походило на самосозерцание - в воронках каньонов, в японском лесу, среди пустых огней приемов и звезд из фольги с ним бывало подобное - что-то вроде просветления? Смешно, он был все так же примитивен и негибок - как осиновый кол, и так же груб, так же сучковат, так же неотесан… Ничего не изменилось, он все еще занудлив, и желает лезть не в свое дело, придушить Пугало, оградить от Пингвина любые подполья, уничтожить все наркотики в мире, спасти детей, защитить женщин… Какая чушь, кого он может защитить? У него нормально не гнутся ноги, у него недостаточно сил…

Отчего же теперь вибрирует каждая жила в теле, каждая кость?

Сантехника должна быть железной и неразборной.

Отправившись за обезболивающим к пульту, все так же нелогично и неторопливо прошелся по всем обитаемым уголкам своей пещеры, зачем-то закрыл на ключ предварительно опустошенные ящики в комнате отдыха, вслушиваясь в шорохи кожистокрылых хозяев этого места и в редкие, глухие шаги отдаленного капежа с потолка.

Может, и странно было, что они оба, рожденные подчинять, слишком часто вдохновенно изыскивали возможность отклониться в уступки, и сдаваться иной раз было так правильно… Но все это лежало совсем в другой плоскости, где не было половой принадлежности даже в неоспоримости плоти, и не было ни зла, ни справедливости, даже среди преступных логовищ и геройских баз, но преодолеть пространство самоназванного призвания он не мог, оно казалось необъятным.

Книги с мягкими обложками из шелковой бумаги не годятся, слишком мерзко напоминают детские, поэтому придется ограничиться динамиком с аудиочтением. На состав мыла надо обратить отдельное внимание: этот человек - тот, против которого Брюс задумал страшное - мог сделать бомбу из чего угодно.

Корм должен быть мягким и пюреобразным, столовые приборы - из силикона. Он мог бы заказать лучшую стеклянную клетку для этой гадюки, кормить ее с рук, унимать тугие кольца змеиного тела, сцеживать яд, чтобы она не была больна от плохого кровотока…

Максимум у него есть еще три-три с половиной десятка лет и, хотя в среднем мужчины в его семье дотягивали до девяноста, представлять себе столько лет мучений он не хотел; как только выбор будет сделан, Джек погибнет как личность, потому что на самом деле лишить его свободы означало лишить его жизни.

Если бы он решился на это сразу… - но он был так беспечен в казавшейся бесконечной агонии самолюбви…

Раздумывая о методах, которыми можно было бы предотвратить возможный суицид будущего пленника, набросил полимерные пыльники на мебель; заключать Джокера в любую другую тюрьму не было смысла, потому что чертов клоун мог быть пленен любым режимом только тогда, когда сам хотел этого.

Накануне изволившие прибыть на зимовку ночницы неодобрительно глядели на него из темноты своими влажными карими глазами.

Джек дал ясно понять, чего хочет, и выбора не было - если они не сдохнут, вгрызаясь друг другу в глотки, когда наконец сойдутся в последнем конфликте - и правда, “было бы здорово, если бы эти фрики перебили друг друга” - эти своды услышат его смех, пусть и нулевой, потому что будет бесконечно горьким; может, экс-герой удостоится парочки истерик, приправленных обильным слюнотечением, может, даже сможет увидеть несколько виртуозных концертов, призванных его обмануть - но не больше, потому что теперь отступать некуда, он быстро поймет, что ничего не сможет с этим сделать, и тогда не слышать ему этого мерзкого, красивого голоса больше никогда…

Обыденность умиротворяла, завтра еще не наступило, и Брюс, хмурясь, уложил мелочи, до которых деликатно не добиралась рука старика-аккуратиста, мудро дававшая ему возможность иметь особенное личное пространство: заключил в кейс шахматы - и черного ферзя разыскать оказалось не так легко; подхватил на руки, словно дитя или невесту, пару техпособий, особенную аптечку и старые письма отца матери, которые так и не решился прочесть; долго косился на реплику ниндзято, оригинал которого долгое время служил ему то ли очередным костылем, то ли детской погремушкой, пока не отвернулся от всего этого, что составляло того одинокого героя, навсегда - теперь это были только вещи, желающие лишь погребального костра.