Неудачная шутка (СИ)

- Если? Это значит, что ты тащишь меня или туда, или в койку, отжаривать, - язвительно попенял ему Джокер, вдобавок к своему красному рвотному рубищу теперь еще и изрядно перемазанный чужой кровью с его рук. - Кстати, почему они считают это худшим, чем человекоубийство?

- Ты опять ни черта не понял, дело было совсем не в этом… - вздохнул Брюс. - Твой Крейн мне не сказал, что это не яд. Лекарство… - зашептал он уже тише, не понимая, жив ли еще и сам не зная, путается ли, или говорит как есть, переломанный и искаженный, пытаясь закинуть руку себе за спину, чтобы коснуться хотя бы плеча, хотя бы ключицы - убедиться, что это не голый, засохший мосол, что кожа не холодна, и голос не идет от него самого, фальшивый. - Я его закопаю, озолочу… Скажу, что это лучшая его работа. Ты здесь? Джокер. Ты.. Мне опять что-то кажется? Ты умер, и я в дурдоме, вижу чертовы разноцветные сны? Есть от чего сойти с ума…

Зрение совсем оставило его, и он встретил этот на самом деле тревожный факт непозволительно равнодушно: кожа под его пальцами была тепла, упруга, приятно замшева волосами, и под своим живым покровом хранила подвижные мышцы и тайные стуки - попал на грудную мышцу.

Джокер не ко времени весело захихикал, слишком привычный, нагло рассматривая бездумно царапающие его сухие пальцы.

- Отвяжи меня, озолотитель хуев, - гнусаво потребовал он, с интересом исследуя совершенно неадекватные движения Бэтмена. - Не заставляй меня повторять это еще раз. Ты, кстати, довольно хреново выглядишь. Вызови себе скорую, пока не откинулся. Но сначала выпусти меня, не бойся. Выпусти, и я исполню три твоих желания, смертный. И, послушай… Не смог? Испытывать на мне отраву? Надо же, Бэтмен во всеуслышание признает, как его пугает Джокер!

- О, да ладно, Джек, не выступай. Когда ты начинаешь жалеть себя, ты сильно теряешь в устрашении, - Брюс послушно встал на четвереньки, выполняя первоочередный приказ - не потому что сам хотел, а повинуясь инстинкту зомби, поклонившегося колдуну - и пустился в сложнейшие расчеты, должные привести его к выполнению этого непомерно трудного задания, потерянно ощупывая поверхности - нагретый лак покрытия, пластик оков, сальную прядь волос, липкую жирную грубость горячего лба…

Пломбы, разумеется, грубой ручной силе не поддались.

Когда он, ослепший, нащупал рукоять Крысы, он вдруг обрадовался, как ребенок - куда больше, чем когда обнаружил, что угроза огнестрела миновала.

Он тогда не был доволен - ужасное превращение все еще пугало его, поскольку он знал, как на самом деле близок к этому облику - не черный монстр с кожистым крылом, живущий где-то вне пещер его сознания, а погруженный в стремительный водоворот самосомнений неудачник, всегда спешащий уйти на покой, и никогда не успевающий, потому что обмирает у каждого рубежа, за которым хранится прощение.

- Скажи, почему у тебя теперь не было приступа? Такого, как первый, что я застал, - не подумав, пробормотал он, почти ложась на белое плечо, пока пилил дальний наручник, но замолк, не уверенный, не жалеет ли о том, что спросит что-то настолько прямое. - Я держал тебя, я видел, что с тобой бывает, когда ты чем-то недоволен. Знаю, я был плох тогда, осмелившись так быстро… как это сказать? Сократить дистанцию между нами… Перед кем я виляю: тогда, когда я впервые отсосал тебе. Но не понимаю, неужели тебе тогда было хуже, чем теперь? Ты не похож на стеснительного человека, клоун. Что я сделал тогда не так? Я не знаю, что я сделал.

- Что? - переспросил его невидимый собеседник, избирательно игнорируя неудобные вопросы, когда он еще что-то слишком тихо и невнятно произнес.

- Все это… стоило мне самоуважения, - с трудом расшифровал сам себя Брюс, промаргивая глаза, слезящиеся от сухости, рожденной больным жаром тела. - Этот сеанс терапии от доктора Страшилы… Думал, увижу отца и он подтвердит, что я не оправдал его ожиданий…

- Что-что? - снова отстраненно переспросил Джокер, не способный понять, что именно ему доверяют. - Отца? Завязывай с тем, чтобы обращаться ко мне в облике нормального человека. Чем черт не шутит, вдруг я унижусь до того, чтобы подхватить и эту заразу. А если откат будет такой, что я подорву школу-другую, мм? Будешь тогда сморкаться в детские кишочки, крошка, и снова мучительно винить только себя!

О своем благородном порыве не допустить глупых бэт-мучений он уже напрочь позабыл.

- Но там я увидел тебя. Странно. Наверное потому, что тогда я был ужасным сопляком, - слабо улыбнулся изрядно пьяный Брюс, добродушно прощая ему и себе запретное словоблудие. - Любил пушистых зверьков и сладости. Мой отец… Ты…

Под гнетом его попахивающего могилой покоя Джокер рванулся из плена, оглушая пространство хрустом суставов: ненависть подхватила его, подкинула выше, еще выше, пробираясь по хребту к затылку, да так болезненно, что он терял контроль над собой.

Что-то теплое, темное пронзило его, но он не разрешил себе думать об этом.

- Все были такими, - тем не менее успокаивающе протянул он, нетерпеливо выворачиваясь из пут, но тщетно. - Никто не был мужиком с самого начала.

- Но не ты.