Невеста Обалуайе

Эшу и Ошун скандалили всю дорогу от фермы до Баии, и сейчас Ошун ворвалась в кабинет дона Каррейра взбудораженная и сердитая, сопя, как бычок на корриде, и нервно встряхивая выпавшими из заколки волосами. Эшу вошёл позади всех, без приглашения плюхнулся на кожаный диван у стены, вытянул ноги в пыльных шлёпанцах на середину комнаты и достал сигареты. Таким злым Эва не видела его ещё никогда и невольно подумала: может, и в самом деле не стоило сюда приезжать?

Но отец, встав из-за стола, уже шёл к ней.

– Эвинья, поверить не могу! Здравствуй! Ты – здесь? И Марэ тоже? Что случилось? Серьёзные неприятности? Мария, меня нет ни для кого, заприте дверь в приёмную!

Эва обнялась с отцом, мельком подумав о том, что последний раз делала это, когда была ребёнком. Марэ ограничился рукопожатием и лёгкой улыбкой, которая ясно давала понять: об объятиях не может быть и речи. Ошун приняла от дона Каррейра дежурный комплимент и, попросив разрешения закурить, тихонько присела на диван рядом с Эшу.

– Я очень рад вас видеть, дети. Хотя и… несколько неожиданно. Марэ, прими мои поздравления: я видел иллюстрации к «Ирасеме». Превосходная работа! Впрочем, у тебя по-другому не бывает.

Марэ снова вежливо улыбнулся.

– Эвинья, я слышал о твоей выставке в Рио-де-Жанейро. Кто бы мог подумать, что ты добьёшься таких успехов! В неполные двадцать лет выставляться в Рио! В «Армадиллу»! У Алмейда! Но почему ещё не назначена дата открытия? Я перерыл весь Интернет – и ничего не нашёл!

– Потому что выставки не будет, – пожала плечами Эва. – Папа, это всё пустяки, и…

– Пустяки? – Дон Каррейра нахмурился. – Твоя первая выставка – пустяки? Что это значит? Почему её отменили?

– Потому что я не нашла общего языка с владельцем галереи. Папа, это не имеет никакого значения. Прости, но… мы здесь не за этим.

– Понимаю, – помолчав, сказал дон Каррейра. – Мне следовало бы знать, что взрослые дети не приходят к отцу для того, чтобы просто повидаться.

– Это смотря к какому отцу, сеньор, – ангельским голосом заметил Эшу. Ошун испуганно пнула его каблуком босоножки. Эшу в ответ коротко и презрительно выругался.

– Ты прав, – подтвердил Марэ. И начал рассказывать.

Ошала слушал молча, изредка кивая. Иногда взглядывал на дочь своими карими, мягкими, грустными глазами в сеточке морщин. Эва растерянно улыбалась в ответ, думая о том, что сейчас впервые в жизни обращается к отцу за помощью и понятия не имеет, как надо себя при этом вести.

– …и Нана никогда не согласится исправить это, – закончил Марэ. – Это не в её интересах, да и Эшу она терпеть не может… тем более, есть за что. Она никогда не хотела, чтобы они с Эвой были вместе.

– Нана можно в этом понять, – спокойно заметил дон Ошала. Эшу возмущённо швырнул сигарету на полированный столик, привстал, – но Ошун с силой дёрнула парня за ремень и, не тратя слов, отвесила ему подзатыльник.

– Возможно, – бесстрастно, словно не замечая возни у себя за спиной, согласился Марэ. – Но, видишь ли, Эве это совсем ни к чему. Сестра хочет восстановить статус-кво. И мы пришли просить тебя об этом. Разумеется, если ты скажешь «нет», – тогда говорить больше не о чем и мы уходим. Мы всё понимаем. Нана Буруку – это Нана Буруку: мало кто решается с ней спорить. Только наша мать ещё способна на это, но…

– Ваша мать?

– Я имею в виду Йеманжу, – спокойно уточнил Марэ. – Но она не умеет того, что умеете ты и Нана. И вообще… мне не хотелось бы её лишний раз огорчать.

Наступило молчание. Отец и сын молча смотрели друг на друга через стол. Затем Ошала перевёл взгляд на дочь.

– Ты в самом деле хочешь утратить свой дар, Эвинья? Подумай! Возможно, не стоит пренебрегать тем, что дано лишь потомкам Нана Буруку и Ошала? Никто лучше вас с Марэ не понимает человеческой сути. Никто не умеет видеть насквозь самые тайные помыслы. Вас невозможно обмануть. С вами нельзя играть. Никто и никогда не сумеет водить вас за нос, использовать вас, причинять вам боль…

– Я всё это знаю, отец, – собравшись с духом, тихо сказала Эва. – Но вряд ли мне пригодятся эти способности. Вспомни – из меня так и не вышло ни бизнесмена, ни юриста… ни даже жены богатого человека. Не вышло – хотя мама сделала для этого всё возможное. Если уж даже у моей матери ничего не получилось – значит, дело безнадёжно, согласись. Зачем видеть насквозь всю людскую грязь, если не собираешься это использовать в своей игре?

– Разве ты хочешь, чтобы кто-то мог забавляться твоими чувствами? – спросил Ошала, глядя на дочь так, словно никого, кроме них двоих, в кабинете больше не было. Эва ответила ему прямым спокойным взглядом.

– Но это вовсе не самое страшное.

– Нет? – Отец, казалось, удивился. – В самом деле, Эвинья?..

Эва глубоко вздохнула. Рука Марэ под столом предупредительно сжала её пальцы. Она улыбнулась брату. Посмотрела через плечо на Эшу, которого, казалось, ничто на свете не интересовало больше догорающего окурка в пепельнице. Встретилась глазами с напряжённым взглядом Ошун.