Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Старые друзья, привыкшие к порывистым, быстрым, молниеносным увлечениям поэта, не придали никакого значения этому бывалому явлению. И Ольга Сергеевна, нежно любившая брата, не обратила внимания на обычную новость. Впрочем, и сам поэт не был сначала уверен в серьезном основании встревоженных новых чувств.

Поэт, казалось, успокоился и снова ввязался в гущу петербургской жизни, часто навещая литературные кружки и собрания у Карамзиной, часто заглядывая на балы и особенно в карточные комнаты, где метали крупный банк.

И, как всегда, все снова повторявшееся в своей праздной пустоте скоро надоело Пушкину. Опять заметался он в одиночестве своей трактирной обстановки. Наконец, как исход, придумал осуществить заветное желание – уехать в Париж, за границу, куда манила его свободная, независимая жизнь.

Поэт обратился к Бенкендорфу, рассчитывая на счастье – получить отпуск. Но острые когти царя и жандармерии крепко вцепились в слишком дорогую добычу и не только не отпустили поэта из своей западни, но еще более усилили за ним надзор.

Жизнь угнетала неопределенностью. Беспокойство синими, свинцовыми тучами опять собиралось, обволакивало туманные горизонты бытия. Надо было решительным движением изменить остро осознанную бездомность, бесприютность, безотрадность.

И вот вдруг – спасительный образ Наташи.

Наташа… посланная самим солнцем.

Театр… глаза счастья… головокруженье…

Встреча на балу.

Взгляд лани со скалы.

Безумие огненной крови. Поэма встречи – без слов, без мысли, без ожиданья. Наташа… Ведь это же лучезарный дар жизни!

И с новой нахлынувшей силой им овладело непреодолимое, трепетное воспоминание. Сразу стало теплее, легче. Смысл найден!..

Наташа должна быть женой; должна спасти от проклятого ужаса бездомности.

Размечтавшийся, он представлял себя счастливейшим в этом совершенном сочетании. У него будет свой кров, своя семья, свои светлые заботы, свой домашний уют и покой.

Разве не пришла золотая пора подумать об этом, чтобы кончить с мятежным одиночеством холостой, легкомысленной жизни? Разве не пора переступить через порог миновавшей молодости ради желанной полосы зрелого мужества. Пора! Пора!

Это исходное решение Пушкина крепко, прочно вошло в сознание и стало дыханием необходимости. Дыханием непреложности, первоисточником смысла: в лучах утренних небес новой жизни сиял призывающий, манящий образ Наташи. Она представлялась ему, усталому путнику, венчающейся целью – завершением вознагражденья.

Истинный гений, всю свою буйную, стихийную силу гигантского воображения он собрал для того, чтобы облачить скромное земное существо Наташи в неботканые одежды желаний, сшитые из семицветных радуг надежд.

И главное, он понимал прекрасно, что в этом его головокружительном опьянении живет трезвая, здоровая, решительная мысль: вместе с определившимся, обновленным, обещающим семейное счастье будущим поручить наконец покой для творческого труда.

А покой так нестерпимо необходим.

Но она? Она… Кто такая – она, эта Наташа Гончарова?

Ах, не все ли равно, думал поэт, желая верить только своим великолепным намереньям, не все ли равно, кто она такая? И даст ли она счастье желанного покоя? Принесет ли ответ на любовь и дружбу? Все равно…

Разве ее розовая юность, похожая на предутреннюю зарю, не обещает восходящего солнца? Разве ее юность не дает права верно рассчитывать на расцвет впереди?

Стоит ли задумываться!.. Ведь если даже не верен расчет – если в ответ на огонь любви повеет вначале холодом равнодушия любимой, – разве не победит огонь?

На весах рассудка и чувств Пушкин мудро взвесил все солнечные и теневые стороны будущего, и это, как должное, окончательно утвердило его решение. Да! С этой минуты Наташа Гончарова стала для него сокровенным смыслом и целью.

Теперь суеверно боялся он кому-нибудь из друзей или родных открыть свое решение жениться именно на Наташе Гончаровой, в океанской глубине своих чувств затаив ее образ.

Отныне Пушкин упорно зашагал по пути приближения к своей заветной цели. Он отправился в Москву. Остановился теперь у Вяземского, которому единственному поведал свою сердечную тайну, свою окончательную бесповоротность.

На дружеском совете приятели пришли к верной дипломатической мысли, что прежде всего необходимо было найти среди своих знакомых таких, которые знали бы семью Гончаровых и, главное, пользовались бы у матери Наташи большим расположением и уважением.

Но в первые же дни Пушкину стало известно, что семьи Гончаровых в Москве нет, что все они на лето до зимы уехали в Калужскую губернию, к себе на Полотняный Завод.

Поэт опечалился:

– Счастья нет у меня, нет…