Подобно миновавшему времени отдаленной поры, так величественно-тихо ушла из жизни на вечный покой та верная хранительница, та согревающая душа Михайловского, та незабываемая Родионовна, чья безграничная преданность и неистощимые заботы, начиная с колыбели младенца Пушкина, совершили свое мудрое и славное дело: она отдала жизнь поэту. И теперь, будто почуяв ненужность свою, ушла в беспредельность полей родных, полей сжатых, осенних, законченных.
С упавшим сердцем, опечаленный, осиротелый поэт уехал в Петербург, где получил от Бенкендорфа строгий выговор за самовольное путешествие в действующую армию.
В Петербурге с Антоном Дельвигом Пушкин энергично взялся за подготовку издания «Литературной газеты» – критико-литературного журнала, о котором давно мечтал как о возможности борьбы с крайне недобросовестной, придирчивой, невежественной критикой, питавшей отборной дрянью мозги читателей.
1 января 1839 года вышел первый номер «Литературной газеты».
Но, несмотря на горячую журнальную деятельность, на Пушкина снова нахлынула волна отчаянного смятения: снова стало невыносимо тяжко оставаться в России, а главное, хотелось убежать, забыться, отвлечься от безответности мучительной любви, теперь еще более углубившейся.
Пушкин обратился к Бенкендорфу с просьбой позволить ему поехать во Францию, или Италию, или, по крайней мере, в Китай. Бенкендорф отказал наотрез.
Не получив удовлетворения и в литературной борьбе, Пушкин, преисполненный до последних краев сжигающей властью любви к Наташе, решился возобновить наступление. Приехавший к этому времени в Петербург Вяземский встретил друга радостью:
– Счастливая весть! Перед отъездом я случайно виделся с Наташей Гончаровой. Мы говорили о тебе. И она, узнав, что я еду в Петербург, вдруг оживилась и просила передать, что желает тебя видеть…
Пушкин, не задерживаясь, погнал в Москву. Мартовская, колокольчатая дорога легка и раскатиста. Полосатые верстовые столбы торопились приблизить поэта к заветной станции.
Когда в сумерках кибитка подлетела к дому Нащокина, Павел Воинович одевался на концерт и, увидев дорогого гостя, сияюще закричал:
– Настоящий друг всегда кстати! Пушкин, ура! Одевайся немедленно! Сейчас мы поедем на концерт, где, вероятно, будут Гончаровы.
Через полчаса друзья входили в концертный зал. Будто шелест взветренных листьев большой березы, разнесся по залу шелестящий шепот:
– Пушкин… Пушкин… Пушкин…
Глаза собравшихся устремились на поэта. И вдруг среди цветочного поля глаз Пушкин заметил любимые глаза Наташи и взволнованно поклонился встречальной улыбке.
Вышедшая на эстраду знаменитая итальянская певица объявила публике:
– Я не могу скрыть своего счастья петь перед гениальным поэтом Пушкиным.
Восторженный прибой рукоплесканий приветствовал гения и артистку. Обычно равнодушный к шумному приему, на этот раз Пушкин был исключительно рад, подумав: для Гончаровых это будет убедительным впечатлением…
Он не ошибся: на концерте собрался весь свет Москвы, и Гончаровы впервые увидели воочию Пушкина в сиянии широкой, невиданной славы, – это им льстило, а Наташа вдруг ясно почувствовала, что все происходящее вокруг Пушкина близко относится к ней, касается кровно, наполняюще. И гордо ей было сознавать, что этот невероятный Пушкин любит ее и ждет…
Впрочем, и сама она ждет… Ведь целый год прошел с той поры, когда он признался в любви своей и просил ее руки. Ведь целый этот год она по-своему тайно внутренне думала о нем и ждала… Ждала и думала за рукодельем: что же называется любовью? И как понять ее присутствие, как познать ее явственное ощущение?
Разве не достаточно того, что она ждет… что она так рада видеть его снова, да еще при таких торжественных обстоятельствах, когда даже знаменитая певица считает за счастье петь перед Пушкиным, когда все рукоплещут и смотрят на поэта…
Наташа подумала: «А что, если б я сейчас здесь была с ним рядом… как жена его… Ведь все бы смотрели и на меня… завидовали бы мне… разглядывали бы мое прелестное платье…»
И теперь Наташа решила:
– Буду его женой… буду…
Незаметно для Наташи кончилось первое отделение концерта. В антракте поэт подошел к Гончаровым, гулявшим в фойе. Пушкина с Гончаровыми обступил круг любопытных.
Наталья Ивановна встретила поэта громкой, необычайной любезностью:
– Ай, ай, Александр Сергеевич, вы в Москве, а к нам не показались. Завтра же извольте прибыть к обеду.
Пушкин сиял. Наташа нежно взглянула на поэта:
– Через Вяземского я послала вам желание…
– Я его немедленно исполнил, – поклонился торжествующий Пушкин, с трепетной силой почувствовавший аромат расцветающей удачи.
На следующий день Пушкин обедал у Гончаровых. С ярким увлечением блестящего мастера рассказывал о своем солнечном путешествии по Грузии, Армении и части Турции, о славной встрече с Раевским и братом Львом, которого полюбил, о приключениях доходной жизни, о новых своих работах, что сулят ему хорошие деньги.
Это последнее произвело особенно сильное впечатление на благонамеренную старуху Гончарову.