Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Но входит сам старший повар Пров, толстый, потный, в белом колпаке, и говорит огорченно:

– Ну, что же это такое за Сибирь с каторгой! Дождусь я провизии, какой следует на обед, или же я должен удавиться?

Аграфена качает головой с видом неотъемлемого превосходства:

– Иду же я, видишь, иду? Дурак божий – «удавиться»!.. – И оба они уходят, ворча. А из других дверей входят Натали и Александра, сцепившись руками. Катерина Алексеевна при виде их считает нужным сделать весьма озабоченное лицо и пробормотать скороговоркой хотя, но явственно:

– Сережичкины книги, тетради уложены ли? Не знаете? Надо пойти посмотреть!

Она уходит, а Александра декламирует, глядя на сестру раскосыми глазами:

Мария, ты пред ним явилась?
Увы, с тех пор его душа
Преступной думой омрачилась.
Гирей, изменою дыша,
Моих не слушает укоров,
Ему докучен сердца стон,
Ни прежних чувств, ни разговоров
Со мною не находит он…
Ты преступленью не причастна,
Я знаю, не твоя вина…

– Откуда ты это? – удивляется Натали.

– Как откуда? Из «Бахчисарайского фонтана», который тебе поднес твой жених… Новенькое, третье издание…

– А-а! – равнодушно тянет Натали.

– А ты, конечно, и не прочитала? – укоряет ее сестра.

– Да-а… потому что мне показалось скучно.

– Ка-ак? Это скучно?

И Александра декламирует с жаром:

Давно грузинки нет, – она
Гарема стражами немыми
В пучину вод опущена…
В ту ночь, как умерла княжна,
Свершилось и ее страданье…
Какая б ни была вина,
Ужасно было наказанье!

– Кому наказанье? За что наказанье? – слабо любопытствует Натали.

– Если бы ты дочитала…

– Мне не понравилось!

– Что ты? Что ты?.. Такие стихи тебе не нравятся?

Вокруг лилейного чела
Ты косу дважды обвила,
Твои пленительные очи
Яснее дня, чернее ночи…
Чей голос выразит сильней
Порывы пламенных желаний?
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?

Но Натали усмехается при последних словах:

– Почему «язвительных лобзаний»? Она разве кусалась? – И вдруг вспомнила оживленно: – А какой толстый дядя Пушкина – этот Солнцев!.. Ведь он втрое толще нашего Прова!.. Я до сих пор не могу опомниться, до чего он смешной!

– А вот маме он очень понравился… Потому что камергер и очень внушителен, – отзывается не без насмешки Александра.

Натали закрывает глаза, смеясь:

– Он ужасен, ужасен!.. И если вся родня Пушкина такова… – Но входит лакей с чемоданом, в котором книги и тетради Сережи, за ним Сережа и, наконец, Катерина Алексеевна с видом исполнившей свой долг.

– Ну вот и уложили! – говорит она. – Сережечка может хоть сейчас ехать.

– А я разве один поеду? Так мамáа́ сказала?.. – спрашивает Сережа. – Я, конечно, мог бы и один поехать, только верхом на Аяксе!

Все трое проходят в другую комнату, но вдогонку брату замечает Александра сварливо:

– Да, на Аяксе! Кто тебе позволит сто шестьдесят верст верхом ехать?

– А я бы проскакала до Завода верхом! Полтораста верст? Подумаешь, как много! – с увлечением подхватывает Натали.

– Однако тебе ведь никогда не приходилось так много?

– Ну кто ж, если мама́á не позволяла!

– Вот после свадьбы муж тебе позволит, конечно!

– О-он!.. Он мне говорил, что и сам любит скакать верхом! Мы с ним будем далеко ездить, – горячо мечтает Натали.

Катерина входит с весьма недовольным видом и сразу же начинает с замечания:

– Я удивляюсь! Весь дом укладывается, а вы… Хотя бы отобрали, что с собой берете, что оставляете!

– А вот мама́á выйдет и отберет сама! – говорит Натали.

– Что же ты все мама́á да мамáа́, ты скоро сама будешь мужнино хозяйство вести! – зло возражает старшая сестра.

– Я-я? Почему же я? – спесивится Натали.

– А кто же? Опять все мама́á?

Однако у Натали появляется выразительность в голосе, когда она отвечает:

– Мужнино хозяйство и будет вести муж, а совсем не я! И я думаю, что у Пушкина найдется для этого какая-нибудь толстая тетушка, как этот слон – настоящий слон! – Солнцев! Вот она и будет сидеть себе дома и вести хозяйство, а совсем не я!

Таинственно, как это принято у нее за правило, говорит, входя, Софья Петровна:

– А к нам кто-то идет и сейчас войдет! Кто, Наташечка, а? Кто-о?

– Жених мой? – догадывается Натали.

– Н-не знаю, может быть, и о-он! – тянет Софья Петровна с ужимкой. Приход Пушкина сердит, как всегда, Екатерину. Она говорит:

– Вот уж совсем некстати сегодня! – и уходит, хлопнув дверью.

Казачок Лукашка входит, улыбаясь, и докладывает:

– Г-н Пушкин.

– Пойти, Наталье Ивановне сказать! – беспокоится, найдя себе дело, Софья Петровна. Александра делает было шага два за нею, но Натали удерживает ее.