Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– Заложи те двести душ, какие я тебе дал, у тебя будут деньги! – отчетливо советует отец. – Но если ты начинаешь свою женатую жизнь с того, что закладываешь имение, то… дальше-то, дальше-то что ты будешь делать?

– В Кистеневке, какую вы мне дали, не двести, а, насколько мне известно, около 500 душ, дьявольская разница! – не отвечает на вопрос Пушкин. – И ведь это не родовое ваше имение, а досталось вам от вашего брата, а моего дяди… И не так давно, всего лет пять назад… Кистеневка явилась для вас просто подарком с небес… Ведь я и сам мог бы быть наследником дяди Петра!

– Однако же не был! – живо вставляет мать.

– Ты мог бы быть и наследником своей тетки Анны Львовны! – поддерживает ее отец. – Однако наследницей ее стала Ольга, а не ты, а ты смог только написать на ее смерть гнуснейшую эпитафию! Пасквильные стишонки, от которых был вне себя и добряк такой, как твой дядя Василий Львович!

– Ну, это уже слишком!.. – кричит Пушкин. – Вы даете Ольге ежегодно по 4000 рублей, Левушка стоит вам, как мне известно, больших денег… Возможно, что именно он и намечен вами в наследники… В конце концов, это меня не интересует, поймите, но мне стыдно, неловко мне, считаясь женихом Натали, иметь такое жалкое состояние, что из-за отсутствия у меня денег откладывают, и откладывают, и откладывают свадьбу! Мне стыдно!

– А мне? – становится в трагическую позу Сергей Львович. – А мне сколько раз было стыдно за тебя, моего сына? За тебя, который так чернил меня в глазах света? Сколько раз я сгорал от стыда? И я, и твоя мать тоже! Поверь, что твоей близкой женитьбе мы рады, рады! Быть может, жена твоя, хотя и молода она – это плохо! – способна будет тебя переделать… по пословице, по русской пословице: женишься – переменишься!

Но в столь же трагическую позу, как и отец, становится Пушкин, крича:

– А если мать невесты моей мне откажет, когда узнает, что ничего, ничего не даете вы мне, кроме этих ничтожных двухсот душ?

– Это будет значить только, что она не ценит тебя? – находит, что ответить мать.

– Да, да, вот именно! Значит, тогда она распишется в том, что не ценит тебя, которого ценит вся Россия! – вполне соглашается с женою Сергей Львович.

– Как будто вы, родители мои, цените меня! Какое лицемерие! – горько говорит Пушкин.

Сергей Львович разводит возмущенно руками и почти шипит, вытаращив серые глаза:

– Нет, это что же такое, а? «Лицемерие»? Нет, он становится невозможен! Я лучше уйду! Говори с ним сама, если можешь, а я уйду! – И он выбегает из комнаты.

– Я тоже могу уйти! – порывается выбежать за отцом Пушкин.

– Постой! Куда ты? Сядь! – останавливает его мать. – Ты прежде не был так жаден к деньгам… Вот что значит жениться на бесприданнице!

– Мамáн! Поймите, что же это такое – 200 душ? – жалуется матери на отца поэт.

– Ты можешь получить с имения до 4000 рублей ежегодно… вот что это такое! – объясняет мать.

– Мне сейчас, сейчас нужны деньги… много денег!.. Сейчас, а не через год, не через два!.. – кричит Пушкин.

– Что же делать! Заложишь в Воспитательном доме… Тебе дадут тысяч сорок… – находит выход Надежда Осиповна.

– Сорок? Вот видите! Сорок! И это все!.. И больше я ничего не выжму из этого лимона!.. А между тем мне нужно гораздо больше… Между тем у меня ведь неотложные долги…

В это время с письмом в руках входит Сергей Львович, говоря вполне уже спокойно:

– Ну вот… Письмо из Москвы… Только что получено… И незнакомый мне почерк…

И он еще ищет лорнет, чтобы прочитать письмо, как Пушкин, кидаясь к письму, кричит:

– Это она! Это Натали! Она говорила, что напишет по вашему адресу!.. Это Натали!

Он выхватывает у отца и целует письмо, но вдруг, разрывая конверт, говорит в ужасе:

– Что, если это отказ? Я не переживу этого!

– Но письмо ведь, кажется, адресовано нам с твоей матерью! Ты хочешь читать чужое письмо? – изумленно бормочет Сергей Львович.

– Я только… хочу знать… не отказывает ли мне… Натали, – пробегает глазами начало письма Пушкин. – Ура! Нет! Я еще жених!.. И она очень нежна с вами!.. Мне нужно прочитать его в одиночестве… Я сейчас принесу его, не бойтесь!

И он выскакивает из комнаты, преображенный радостью.

– Смотри, как он ее любит, свою Натали!.. Он околдован ею! – изумленно замечает мать.

– Он бывал иногда еще более груб с нами, но… но… но настолько глуп, как теперь, он, кажется никогда не был! – пожимает плечами Сергей Львович и долго качает головой.

Глава четвертая

Дача у Крестовского перевоза, где жил Дельвиг. Большая комната с видом из окон на Неву и Крестовский остров. 7 августа 1830 года. У Дельвига Пушкин. Поздний вечер, но светло, так как пора белых ночей еще не миновала. В комнате фортепиано.

Несколько вкрадчиво и тревожно Дельвиг спрашивает Пушкина:

– А правда, Пушкин, моя Лизанька, ведь она похожа больше на меня, чем на Соню? Правда, ей всего три месяца, но сказать кое-что определенное все-таки можно, а?

– Драгоценный мой, радость моя, ты уж двадцатый раз спрашиваешь меня об этом! – тормошит его Пушкин.