– Ты, конечно, как друг мой старинный, двадцать раз и говорил, что похожа именно на меня, но мне хотелось бы… большего беспристрастия, – вглядывается в него Дельвиг.
– Тащи ее сюда, – решает Пушкин, – мы ее рассмотрим тут у окна как следует!
– Если ты не шутишь, я сейчас!
И Дельвиг уходит в другую комнату и входит снова с ребенком, завернутым в одеяльце.
– Вот так заботливый папаша? – изумленно смотрит на него Пушкин. – Неужели и из меня выйдет такой же?
– Смотри! Смотри внимательно! Она спит, ничего… Вот, видишь, какая линия лба? Видишь, какая крутая? Ведь это моя линия! – проводит по своему лбу пальцем заметно встревоженный Дельвиг.
– Да-а, да-да, конечно! И лоб твой… И носик, как у тебя, картошечкой… Вылитая – ты, моя прелесть! Как две капли воды – ты! – улыбается Пушкин.
– Ради бога, только не шути! Я спрашиваю у тебя совершенно серьезно! – умоляет Дельвиг.
– Ну послушай, чудак ты, на кого же она еще может быть похожа? Правда, Софья Михайловна тоже блондинка, но форма лба твоей девочки действительно не материнская, нет!
– Ты замечаешь? У Сониньки лоб прямой… и даже чуть-чуть покатый, а у Лизы крутой, как у меня… Ты согласен? – живо жестикулирует Дельвиг.
– Ну еще бы… Это ясно как день. Но она что-то начинает крятеть, а? Вот-вот проснется и заплачет… Неси-ка ее в люльку!
– Все говорят, что похожа на меня бесспорно!
– Уверяю тебя, что сейчас проснется и заплачет!
– Нет, она спит, хоть из пушек пали! – успокаивает друга Дельвиг.
– Это ли не явное доказательство, что дочка в папашу! Спит, как барон! А все-таки неси ее в люльку, а то проснется, и сразу пропадет сходство!
Дельвиг уносит девочку и возвращается снова с гордым заявлением:
– Не проснулась, нет! Она очень тихий ребенок, каким был и я по воспоминаниям фамильным… Только если до четырех лет не будет говорить, как я не говорил, будет плохо.
Тихо входит Сомов, сотрудник Дельвига по выпуску «Литературной газеты», тощий человек, несколько старше Пушкина.
– А-а! Орест Михайлыч! Здравствуйте! – первым замечает его Пушкин.
– Здравствуйте! Вот не думал вас встретить сегодня!
И Сомов здоровается с ним и Дельвигом, значительно поглядывая на обоих.
– Вот на! Почему не думали? Стряпаете № 45 нашей газеты? Что в нем будет, кроме скучнейшей, между нами говоря, статьи Катенина? – интересуется Пушкин.
Но Сомов глядит на него в недоумении и говорит горячо:
– Я ничего не понимаю, простите! Неужели вы совсем никак не хотите отозваться на очередную гнусность Булгарина?
– Какую гнусность? – дергается Пушкин.
– Где гнусность? В «Пчеле»? – спокойно спрашивает Дельвиг.
– А ты читал сегодняшнюю «Пчелу»? – обращается к нему Сомов.
– Нет, и в глаза не видал, признаться! А что?
– А я провел сегодняшний день в таких домах, где не встретишь «Пчелы», – говорит Пушкин. – А что такое еще написал обо мне этот мерзавец?
Сомов вынимает из бокового кармана свернутую газету.
– Вот, № 94… не угодно ли… «Второе письмо из Карлова на Каменный остров»… Тут не только вы, Александр Сергеич, тут мы все, сотрудники «Литературной газеты»… смешаны с грязью… А вам посвящены такие чувствительные строки (читает у окна): «Рассказывают анекдот, что какой-то поэт в Испанской Америке также подражатель Байрона, происходя от мулата или, не помню, от мулатки, стал доказывать, что один из предков его был негритянский принц. В ратуше города доискались, что в старину был процесс между шкипером и его помощником за этого негра, которого каждый из них хотел присвоить, и что шкипер доказывал, что он купил негра за бутылку рому. Думали ли тогда, что к этому негру признается стихотворец? Vanitas vanitatum!..» Что вы на это скажете?
– Это все? – ожидает продолжения Пушкин.
– Вот мерзавец!.. За-бав-но! – отзывается мрачно Дельвиг.
– А что бы еще вы хотели? – спрашивает у Пушкина Сомов.
– Очень хотел бы набить негодяю морду!.. – сжимает кулаки поэт.
– Как можно касаться морды бенкендорфовского шпиона! – делает вид, что ужасается, Сомов. – Булгарин – лицо официальное… И газета его почти официальная… но «почти» это легко можно похерить!
– На дуэль его вызвать?.. Он откажется, конечно, стреляться! – думает вслух Дельвиг.
– Такого негодяя нельзя вызывать на дуэль!.. Палкой его, палкой, как бешеную собаку!.. – кричит Пушкин и начинает ходить в раздражении по комнате. – Дельвиг, без ответа этого выпада оставлять нельзя! Надо ответить в нашей газете немедленно! В 45-м номере!
– Но разве тебе не ясно, что он затем только и написал это, чтобы вы ответили? – говорит Дельвиг. – А наш ответ будет разжевываться самим Бенкендорфом!