Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья,
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоеньи,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.

Когда он, варьируя музыку каждого куплета, кончает романс, и на глазах Керн, и на глазах Пушкина слезы. Среди дружных аплодисментов и криков «браво» Пушкин подходит к композитору, крепко его целует, потом подходит к Анне Петровне и, став перед нею на одно колено, долго и почтительно целует ее руки.

Александр Дельвиг, влюбленный в Керн, ревниво глядит на Пушкина, в то время как Антон Дельвиг столь же ревниво внимательно глядит на Сергея Баратынского.

Глава пятая

Конец августа 1830 г. Гостиная в доме Гончаровых в Москве. В гостиной Наталья Ивановна и толстая московская дама Бильбасова, пожилых лет, которая изображает крайнее изумление на сдобном, неспособном к выражению чувств лице только тем, что выпучивает глазки и говорит придушенным голосом:

– Уверяю вас, Наталья Ивановна, все ахнули, ре-ши-тельно все, все ахнули, вся Москва, когда увидели вашу Натали рядом с ее женихом на балу вчерашнем!.. Что же это такое? Нет, что же это в самом деле такое?.. Ну, пусть он там известный поэт и «Кавказского пленника» написал очень чувствительно, – я помню, читала, – и мне даже нравилось, – но ведь это же урод уродом!.. Уверяю вас, когда они были рядом – он и Натали, – все изумлялись: «Ах, пожалейте же ее, – говорили, – пожалейте первую московскую красавицу!.. Идет замуж за Пушкина!»… Ведь, душечка, Наталья Ивановна, если такие, как Натали, выходить будут замуж за таких обезьян, то, милая моя, ну, зачем же тогда и красота?.. И хотя бы уж очень богат был или положение имел высокое, а то… что он наследство, что ли, большое думает получить?

– Какое наследство? От кого наследство? – презрительно поводит высокой голой шеей Гончарова.

– Как же так вы?.. Не понимаю, простите меня, грешную!.. Что же у него есть?

– Двести душ! Вот что у него есть!

И Бильбасова всплескивает руками.

– На-таль-я Ивановна! Го-лу-бушка! Да зачем же вы губите дочь свою? Такого ангела и вы губите!.. Ведь это вы на всю жизнь делаете ее несчастной!

– Ах, я и сама не знаю, как это вышло! Это все старик, все он! Это Афанасий Николаич мне внушил! Кроме того, фантазия какая-то вдруг появилась у Натали! Я ведь ее спрашивала, я ее при всех спрашивала на Пасху: «Ты согласна?.. Отвечай прямо: согласна или нет?» Она и отвечает: «Согласна!» Вскружила ей голову и сестрица ее: «Пушкин! Пушкин»… А я тоже поверила, что его на место Карамзина царь историографом сделает, что он при дворе будет… Но ведь сколько месяцев прошло, ничего еще нет!

– Ничего и не будет!.. Разве не знают при дворе, что это картежник и пьяница? Да ведь у вас только сговор был, что же тут такого? После сговора разве не расходятся сплошь да рядом? Брак считается таинство, а сговор – дело домашнее… – наставляет Бильбасова.

– Разумеется! Будто Пушкину и отказать нельзя!.. А Давыдов богат? – спрашивает Наталья Ивановна о том, кого предлагает в мужья Натали Бильбасова.

– Ну, еще бы Давыдов беден!.. Сколько он меня расспрашивал о Натали! И все с одним рефреном: «Чудо как хороша!.. Чудо как хороша!»… Если бы только я ему не сказала, что была у Натали с Пушкиным помолвка, непременно бы предложение сделал!

– Да… Вот… Так как-то это вышло поспешно, не нужно, очертя голову!.. А к чему? Зачем? – очень огорченно сетует Наталья Ивановна. – Однако же я ведь не прятала Натали под замок, я ее начала вывозить вот уже года два… Отчего же этот Давыдов… Или он не москвич? В какой губернии его имение?

– В двух… или даже в трех… Да есть и в Московской, только небольшое.

– Ска-жи-те! Даже в Московской!.. А я и не знала!.. А этот Пушкин, между нами говоря…

– Картежник… – решительно аттестует поэта Бильбасова. – Говорят, весною же, когда вы Натали с ним сговорили, двадцать пять тысяч он проиграл!..

– Так это правда? Правда? – вскидывается Наталья Ивановна.