Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– Сейчас, барыня. – Дашка хватает вазу и стремительно выбегает, а Наталья Ивановна кричит ей вслед:

– Не разбей, сумасшедшая! – и все еще любуясь букетом, нюхает цветы. – Какое сочетание ароматов: чайная роза и гвоздика! Понюхай, Натали!

Но Натали чертит по стеклу пальцем и отвечает неожиданно упрямо:

– Я уже нюхала, мамáа́!

– Ты что это, а-а? – почти кричит мать. Ей прислали букет как «царице вчерашнего бала», а она недовольна! – (Подвигаясь к ней.) – Ты недовольна?

Натали испуганно отступает. Даша приносит вазу с водою. Наталья Ивановна устанавливает в вазе цветы и говорит Даше:

– Поставь на этажерку!

Даша ставит вазу на этажерку и выходит.

– Вот подъехал Пушкин, мама́á! – говорит обрадованно Натали от окна. – Я не понимаю, мама́á… значит, вы ему откажете?

– Подъехал Пушкин?.. Вот как некстати!.. А впрочем, все равно, что ж…

– Значит, вы ему сейчас откажете, мама́á? – допытывается Натали.

– А тебе как будто этого не хочется?.. Во всяком случае, иди к себе: мне с ним надо поговорить одной… Я теперь обо всем, обо всем буду с ним говорить, и говорить серьезно! Теперь иди! А может быть, он достал деньги, тогда… Во всяком случае иди, иди… – И так, как слышен уже голос Пушкина в передней, она добавляет: – Я тебе сказала: иди!

И берет Натали за плечо. Та передергивает плечом, оглядывается на дверь в переднюю и медленно уходит.

Входит Пушкин. Целует руку Натальи Ивановны, которая говорит холодно:

– Александр Сергеич! Здравствуйте!.. Что, схоронили своего дядю? Садитесь!

Усаживаясь, принимается рассказывать о смерти Василия Львовича Пушкина:

– Схоронили в Донском монастыре… Жаль! Был он большой добряк, очень любил и меня, и поэзию… На похоронах был буквально весь литературный мир Москвы… Все-таки и здесь, как в Петербурге, есть свои партии, но они объединились у его могилы все: и братья Полевые с князем Вяземским, и профессор Погодин с кн. Шаликовым из «Дамского журнала», и профессор Снегирев с поэтом Языковым, и бывший министр юстиции Дмитриев с племянником, которого мы зовем Лжедмитриев!.. Все, все… Он был настолько беззлобен, мой дядя, что совсем не имел врагов! И он был настоящий литератор: он умер, имея le cri de guerrеá la bouche…[6] Он нам с Вяземским сказал перед смертью: «Как скучны статьи Катенина!» А статьи Катенина помещаются в нашей «Литературной газете»… Они о поэзии греческой, о поэзии еврейской, о поэзии вообще и действительно страшно скучны!.. Бедный дядя! Его любимый поэт был Беранже, и перед самой смертью он хотел что-то найти в томике его песен…

– Что же вы все статьи о поэзии да Беранже! А он исповедался-причастился перед смертью, ваш дядя? – строго перебивает Гончарова.

– О-о, все это было сделано, не беспокойтесь! Даже мазан был миром. И именно, когда мазали миром, он вздохнул в последний раз и умер.

Подозрительно на него глядя, говорит Наталья Ивановна:

– Если это действительно так, как вы говорите насчет миропомазания, то это хорошо. Это показывает, что кончина вашего дяди была действительно христианской… Духовное завещание он успел сделать? – круто переходит она на деловой тон.

– У него было несколько шкафов с книгами, – весело отвечает Пушкин. – Эти книги в шкафах стояли в три ряда, и что нибудь найти там, в шкафах, мог только мой дядя, и больше никто… Может быть, часть этих книг достанется когда-нибудь мне, так как они едва ли будут интересны наследникам…

– Ка-ак наследникам? Ка-ким наследникам? Я слышала, что Василий Львович, ваш дядя, был в разводе со своей женой! Откуда же у него наследники? – изумляется Гончарова.

– Мой дядя только разошелся с женой… Кроме того, у него была вторая, незаконная уже, жена, и от нее дети…

– Но ведь незаконная семья не имеет прав на наследство! Александр… Сергеевич! Вы – поэт, и ваш дядя тоже поэт был, следственно вам, именно вам, а не кому другому он должен был завещать имение!.. Я так на это надеялась, и вот!.. Ведь это вы говорили мне, что он о вас заботился в молодости гораздо больше, чем ваш отец?

– Он меня определял в лицей…

– Ну вот видите!.. Он должен был оставить наследство вам, именно вам, а не какой-то там… особе с левой стороны! – передергивает ноздрями Наталья Ивановна.

– Ее зовут Анной Николаевной, – уточняет Пушкин. – Она пеклась о нем вот уж сколько лет… Дядя мой, как истый поэт, был сущий младенец в жизни…

– Послушайте, так, значит, смерть вашего дяди не принесла вам ничего? Решительно ничего?

– Кроме скорби и кроме расходов на его похороны, нет, ничего.

– Вы и хоронили его даже на свой счет? – удивляется Гончарова.

– Да, похороны пришлось мне взять на свой карман, потому что у семьи дяди не было денег… Просто как-то их не случилось… Дядю долго мучила подагра, он лечился, на это уходило много средств… Кроме того, он был исключительно хлебосолен…

– Одним словом, деньги, какие вы будто бы привезли на свадьбу себе, ушли на похороны вашего дяди? Так? – перебивает резко Гончарова.

– Вышло почти что так! – соглашается Пушкин, и Наталья Ивановна спрашивает его насмешливо:

– На что же вы надеетесь в таком случае?

– Все надежды мои на дедушку Натали, – скромно говорит поэт.