Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– В этой Персии проклятой если, то там наш брат и не выживет – подохнет! Там сколько их, наших солдат, хоронить пришлось, – бездна, прямо бездна!.. А по какой такой причине? – Чума! Перешла от персиян к нашим и пошла чесать!.. Там наших горемык от нее пропало, темно!

– А может, войну объявлять будут? – соображает кто-то, а другой подхватывает:

– А не иначе ж как войну! Не иначе так! Го-лов-ка бедная! И когда же это замирение со всем светом выйдет?

Староста глядит из-под руки к господскому дому и говорит степенно:

– Вон и барин идут!

Кто-то спрашивает:

– С бумагой?

– Это зачем с бумагой?

– А чтобы читать нам по ней!

Отставной солдат возмущен:

– Вот уж дура-то, ох и дура! Что он тебе бумагу на виду несть будет за полверсты? А спрятать если, то карманов у него нету? Ну и серость! Тьфу!

Из толпы говорят ему:

– По-мал-кивай, кривой! Ко-ман-де-ер!

– Хо-хо! Не ндравится ему, ей-бо! Ажнык плюнул!

И кто-то хлопает по плечу солдата, а он зорко, по-военному приглядывается к подходящему новому барину.

– Не-ет! Нет, братцы! Этот на военной службе не служил, не-ет! – говорит он решительно.

– А что так? Почем ты замечаешь? – спрашивает староста.

– Ходи-ить не умеет! – горестно выдавливает сквозь зубы солдат.

– Как это ты? Не видишь что-ли-ча? Напротив того, ходить могуть шибко, а ты…

Но солдат горячо дергает головой в шапчонке:

– Понимаешь ты в шаге! Вихляется!.. Корпусом вперед подается!.. Ногой левой землю черкает!.. Эхх!.. Такого ежели б в строй, весь бы строй к черту сгадил!.. Всю бы роту из-за одного такого с плацу погнали!.. А ты мне говоришь!.. Эх, серость!.. Военного бывшего, его, брат, даже в штатской одеже видать! У него нога обученая: сама знает, как ей на землю становиться!

Но так как новый барин уже близко, он подбадривается, развертывает плечи, выпячивает грудь.

– Как, братцы? Может, мне вам «смирно» скомандовать?

– И так мы смирные!.. Тебе все знай командовать! – говорят в толпе.

Староста, стоя спереди, оборачивается назад.

– Ребята! Как я шапку сыму, все сымайте!

– Известно!.. Это – делов немного… А как же!.. Небось мы смирные! – галдят в толпе.

Все прилежно глядят в одно место. Староста снимает шапку. За ним, кто проворно, кто медленно, снимают шапки все. Солдат держит свою заячью шапку так, как он привык держать ее по команде: «На молитву! Шапки долой!»

Подходит Пушкин. Видя, что все смотрят на него напряженно внимательно, он испытывает неловкость. Он кланяется туда и сюда, дергая отрывисто головой, но не снимая шляпы. Так он доходит до паперти и поднимается по ее деревянным ступеням. Дойдя до запертых церковных дверей, он снимает шляпу и крестится мелкими крестиками. Следя за ним пристально, начинает креститься и вся толпа. Пушкин поворачивается к толпе, сходит на верхнюю ступеньку паперти и надевает шляпу. Толпа остается в недоумении, что делать с шапками.

– Надевай, ребята, шапки, не лето! – кричит Пушкин.

Отставной солдат, подымая вдохновенно свою шапку, очень зычно командует:

– На-а-кройсь! – и следит, чтобы, не мешкая, накрылись все.

– Где служил, а? – спрашивает Пушкин солдата.

Отставной солдат, подбрасывая руку к шапке, зычно рапортует:

– Четвертой роты Ширванского полка, ваше благородие!

– А глаз левый где потерял?

– В сражении с персиянами, барин! Сарбаз меня это место саблей, а я его, вашбродь, штыком достал! Он мне за мой глаз ответил!

– Потом на барский двор придешь, мне расскажешь, как воевал… Зайдешь там в людскую, мне скажут, – говорит Пушкин.

– Слушаю, ваше здоровье! – преданно отвечает солдат.

– Сходись сюда ближе, ребята! – кричит Пушкин. – Не буду я глотку драть на весь выгон!

И когда все сходятся к паперти очень тесно, начинает:

– Вот что, братцы мои любезные! Я – новый ваш барин – Сергея Львовича сын… Зовут меня – Александр Сергеич Пушкин… Это вам известно?

Староста, а за ним несколько других отзываются:

– Известно, барин! А как же!.. В точности, ваше здоровье!

Отставной солдат отдельно и очень отчетливо:

– Так точно, вашбродь!

– Ну вот! Представление сделано!.. А теперь слушайте все, что я вам скажу… Надвигается на Болдино болезнь… Повальная! Моровая! Называется она – ко-ле-ра! Cholera morbus по-латыни… Никогда раньше такой болезни не было в России! И вот теперь она появилась… Колера!

– Как от нее люди колеют, то настоящая она колера!.. А то вот бывает еще чума, ваше здоровье! – живо отзывается солдат.

– Да, чума… Чумных я видел в Турции… Говорят иные, что это одно и то же… Идет эта болезнь к нам, братцы, из Азии… Сейчас она надвигается к нам из Саратовской губернии, с Волги Средней… и уж захватывает Нижегородскую! Слышно, что она подвинулась даже к Москве, и власти повсеместно устраивают от нее такие посты, не церковные посты, а караулы… Называются карантины… Чтобы никто не мог ни пройти, ни проехать из местности зачумленной в местность пока еще здоровую… Поняли?

Отставной солдат отвечает за всех очень быстро:

– Так точно, вашбродь!

Но потом раздаются и отдельные голоса:

– Говорили, будто так и есть! Будто мужики стоят с дубинками… Не пропущают, верно!

Пушкин нетерпеливо и повышая голос продолжает свою речь: