Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– Вы можете! А Натали? Нашел чем меня утешить! Вы знаете ли, что у Натали даже достаточного количества белья нет? По-вашему, это тряпки, однако без тряпок нельзя!

– Хорошо-хорошо! Без тряпок нельзя! Однако сколько же могут стоить тряпки эти? Ведь не миллионы? – осведомляется издалека Пушкин.

– Где же нам говорить об миллионах! Хотя бы тысяч десять было на эти тряпки! Но их нет, нет, понимаете? Нет и все!.. Это у купчихи могут быть свободные деньги в кассе… как это они называют?.. Выручка! Выручка, да, а не у помещицы!.. Вот вы теперь тоже помещик, а много у вас денег?

Пушкин медленно вынимает бумажник.

– Так как я теперь тоже помещик, то… кое-какие деньги у меня все-таки имеются!

Наталья Ивановна вся превращается в зрение и слух, но еще недоверчива.

– Ска-жи-те! День-ги!..

Пушкин медленно вынимает из бумажника деньги.

– Вы сказали, Наталья Ивановна, что на приданое для Натали – так сказать, малое приданое, чисто тряпочное, – понадобится десять тысяч? Хорошо? – (Считая и откладывая деньги.) – Одна тысяча… Две тысячи… Три… Четыре… Пять… Итого пять… – Он игриво взглядывает на Наталью Ивановну и продолжает отсчитывать: – Шестая тысяча!.. Седьмая… Восьмая… Девятая… Наконец, десятая!… Итого: десять! Это я могу дать вам, Наталья Ивановна, конечно, заимообразно.

Наталья Ивановна, жадно следившая за счетом, жадно хватает деньги.

– О-о, разумеется, разумеется, Александр, заимообразно!.. Спасибо!.. Вот теперь я, конечно, могу сшить Натали подвенечное платье и белье… Белье нужно постельное, белье столовое, мало ли надо белья? Этого вы, мужчина, не знаете, но зато мы, женщины, знаем это отлично! Спасибо, Александр!

Она с чувством протягивает Пушкину руку: Пушкин целует руку, оставляя на столе раскрытый бумажник, а Наталья Ивановна упорно глядит на этот бумажник через его наклоненную голову и спрашивает:

– Но откуда же вы взяли деньги, Александр? Вы заложили имение?

– Да-а, разумеется, заложил имение.

– Счастливец! Вы еще могли заложить имение и под первую закладную!.. Но неужели вам дали всего только десять тысяч?

– Ну, конечно, мне дали нисколько больше, но нужно же мне отделать квартиру, которую я снимаю!

– Уже отделывать хотите квартиру? Подождите, Александр!

– Как так? Ждать? Еще? Почему?

– Не так много, не пугайтесь, но все-таки… Вы думаете, что так вот в три-два дня можно сшить все приданое? Какой вы скорый!.. По крайней мере, надо на это три недели.

– Ка-ак три недели?.. – вскрикивает Пушкин в ужасе… – Еще три недели! Но ведь через три недели и венчать не будут: начнется Великий пост!..

– Что же тут страшного? Больше ждали! Впрочем, если вы хотите, чтобы приданое пошили раньше, дороже надо будет заплатить портнихам… М-м… как же тут быть?.. Мне и самой хотелось бы поспешить с этим… Мне кажется, что у вас в бумажнике есть еще какие-то совершенно лишние для вас деньги?

– Тут еще всего только тысяча рублей.

– Ну, вот, ну, вот! Тысяча! Вы добавьте еще и эту тысячу, и она зна-чи-тельно может придвинуть день свадьбы, – с большой живостью говорит Наталья Ивановна.

– Хорошо… что ж… – И, давая еще тысячу, он говорит ей: – Больше в бумажнике моем ничего нет, смотрите!

– Верно, Александр! Спасибо!.. – И она прячет деньги очень проворно.

– Значит, всего я вам дал одиннадцать тысяч рублей, – напоминает Пушкин.

– О-о, я не забуду, дорогой Александр! – улыбается она. – Позвать ли вам Натали?

– Зачем же вы спрашиваете об этом?

– Ну, мало ли! Может быть у вас сегодня никакого нет желания ее видеть!.. Зову, зову! На-та-ли!.. На-та-ли!

Натали, входя, глядит на улыбающуюся мать и на Пушкина, у которого счастливый вид, с очень большим недоумением.

– Здравствуйте, Александр Сергеич! – говорит она, выжидая объяснения такой странности, но Пушкин сам бросается к ней:

– Натали! Радость моя!.. Через десять дней всего, а может быть, и раньше – это зависит от портних, – будет наша свадьба!..

Натали глядит вопросительно на мать.

– Мамáн?

– Да-да! С завтрашнего дня я начинаю шить тебе приданое! – успокаивает ее мать.

– Вы достали денег? – догадывается Натали, улыбаясь Пушкину.

– Я так рад, моя Натали! Я так безумно рад, моя прелесть! – целует ей руки Пушкин вместо ответа.

– Я тоже… Я тоже рада! – тихо улыбается Натали.

Глава десятая

17 февраля 1831 г. Квартира Пушкина на Арбате в доме Хитровой. Большая столовая, заново оклеенная дорогими обоями. За обеденным столом сам Пушкин, справляющий свой мальчишник, кн. П.А. Вяземский, Е.А. Баратынский, Н.М. Языков, Д.В. Давыдов в генеральском мундире, Лев Пушкин в мундире Нижегородского драгунского полка, П.В. Нащокин, Ив. В. Киреевский, Ал-й Андр. Елагин и Ал-й Ник. Верстовский. На столе много вин, водок и закусок. Все уже значительно подвыпили. Денис Давыдов кричит Вяземскому:

– Что вы говорите: осторожность не мешает!.. Преступление делает Дибич, если хотите знать! Как можно медлить со штурмом Варшавы? Смерти невозвратной промедление это подобно – вот настоящие слова!

– А кто-то говорил, что Багратион был хладнокровен! – усмехаясь, вспоминает Вяземский.