Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Вспотевший ресторатор кланялся:

– С нашим уважением, милости просим, Александр Сергеевич, честь имеем видеть.

Среди застрявших пронесся шепот:

– Пушкин… Пушкин…

Из-за столиков высовывались раскрасневшиеся осовелые лица, уставляясь на знаменитого посетителя.

Некоторые кланялись.

Пушкин, нежно улыбаясь, отвечал на поклоны.

Компания устроилась за большим столом у окна, над которым звонкой трелью разливалась канарейка.

Краснощекие, как анисовые яблоки, половые в белых рубахах и штанах ловко сновали меж столиков, таская над головами на вытянутых ладонях расписные подносы с яствами.

Пушкин градом сыпал вопросы теперь Вяземскому:

– Что Дельвиг? Жуковский? Батюшков? Плетнев? Грибоедов? Как с журналом? Что, кто написал нового? Есть ли свежие таланты? Что делается в литературных кружках?

Вяземский едва успевал отвечать.

Скоро пришли компанией литераторы: Погодин, Веневитинов, Киреевский, Шевырев.

Беседа горячо разгорелась.

Тайные агенты, подсевшие поближе к Пушкину, жадно глотали обильную пищу литераторских разговоров.

Забрела в трактир цыганка, спела несколько таборных песен перед компанией, лихо подмигнув знакомчику Соболевскому.

Пушкин вспомнил свою бессарабскую жизнь.

Выпили за «Цыган», за будущий журнал, за обещанное Пушкиным прочтение «Бориса Годунова», рукопись которого поэт захватил с собой в Москву.

Пришел Адам Мицкевич, с трепетом познакомился с любимым поэтом:

– Вся Москва уже знает о вашем приезде. Праздник! Только об этом всюду и говорят. Меня многие поздравляли с приездом Пушкина.

Компания развеселилась; расцвели проекты, предположения, и вечером решили пойти в театр на итальянскую оперу.

За одним столиком поднялся высокий, хохлатый студент и громогласно на весь трактир провозгласил, подняв кружку пива:

– Давайте, други, выпьем за освобождение Пушкина, который сидит здесь, с нами. Пушкин – наша путеводная, золотая звезда. Пушкину многие лета! Ура!

– Ура! Ура! – раскатилось по трактиру.

Все встали и выпили. Заиграл орган.

Пришлось встать и агентам жандармерии, чтобы не навлечь на себя подозрения.

Пушкин весело благодарил собутыльников поклонами с наполненным бокалом.

Постоянные посетители стали просить Соболевского, зная его таланты, сказать экспромт по случаю торжества.

Соболевский произнес в момент:

Ресторатор наш Фома
Очень счастлив без ума:
Пьет за Пушкина народ
И Фоме дает приход.

– Ура! Браво, Соболевский! – шумно и пьяно неслось в посудном звоне из густых углов.

Ликующий Фома Фомич смеялся разрезанным арбузом и вытирал пухлыми руками пот с глаз.

Нагрузившаяся компания литераторов двинулась под общее стеклянное приветствие:

– Пушкин, ура!

Кучка семинаристов запела:

– Многие лета…

Пушкин с Соболевским поехали к Вяземскому.

Здесь, у Вяземского, поэт дружески радостно встретился с его женой, Верой Федоровной, которую Пушкин любил за тонкий женский ум и веселый, живой, искрящийся, детский характер.

В бытность Пушкина в Одессе Вера Федоровна приезжала туда на морские купания и часто видалась с любимым другом своего мужа, оказывая на поэта бодрое, утешительное влияние заботливой, охраняющей сестры, посвященной во все интимные дела одесского пленника.

Здесь, по случаю свидания с приятельницей, на поэта свежей волной Черного моря нахлынули одесские воспоминания, над разливом которых, как белоснежные чайки, нежно пролетели, резвясь в бирюзовой глубине южной любви, трепетные имена Лизы Воронцовой и Амалии Ризнич.

Пушкин вздохнул:

– Впрочем, все это в прошлом…

– Уверяю вас, друг мой, – воскликнула Вера Федоровна своим маленьким коралловым ротиком и вздернув канареечный нос, – это только начало. Впереди – рай подобных увлечений. В Москве есть неотразимые прелестницы, и я преподнесу их вам скоро во всей красе. С ума сойдете!

– К тому же, – добавил Вяземский, – ты, бедный монах, изголодался по красавицам.

– Это правда, – согласился Пушкин.

Соболевский поддержал:

В Москве красавиц целый рай, —
Любую, Пушкин, выбирай.
Но ревность знай, – то в самом деле
Не избежать тебе дуэли.

Серьезный Вяземский, не любивший легкомысленных любовных разговоров, в которых как непременное условие сверкало глупое, но кровавое слово «дуэль», вдруг заговорил:

– Друзья, бросим пока красавиц на произвол судьбы. Поговорим о деле, – необходимо скорее устроить ряд чтений «Бориса Годунова».

Горячо обсудив это обстоятельство, решили первое чтение устроить завтра же у Соболевского, для немногих; второе у Вяземского – пошире, а третье – широкое у Веневитиновых, на Мясницкой.

– А там увидим, – заявил автор «Годунова».

Собрались ехать в театр.

В театре героя дня ждал небывалый прием, о котором поэт совершенно не предполагал, думая удовольствоваться простой трактирной встречей, пришедшейся по нутру. Однако, едва Пушкин появился в партере театра перед началом спектакля, всюду молнией радости облетело жгучее слово:

– Пушкин! Пушкин здесь! Вот он – Пушкин!