Под вечер пленных отводили небольшими группами глубже в лес, ко рвам. Ходили туда и солдаты из охраны. Оттуда доносились пистолетные выстрелы. Ганс спросил у товарищей, зачем убивать пленных, если еще столько работы будет по выгрузке. Это можно после. Над ним посмеялись: что возьмешь с дурака, молод еще, зелен. Но объяснили: иначе нельзя, кто-нибудь может убежать, рассказать о складе.
— А-а…— догадался Ганс.
— Вот тебе и «а», сказала ворона.
Не обиделся. Что ж, так им и надо, русским. Через них приходится Гансу таскаться по завоеванной жуткой земле, дрожать на морозе, коченеть в страшную метель.
У него давно одеревенели ноги и руки. Но если стоять неподвижно, прислонившись к сосне, приятная дремота овладевает телом. И вдруг даже жарко стало Гансу. Исчезла серая муть ночи, будто молния опалила лес, и перед глазами вспыхнули, завертелись красные, зеленые круги. Взмахнул руками Ганс и медленно, беззвучно осел в сугроб.
Неподалеку от него кто-то, казалось, вскрикнул, но звук –мгновенно оборвался, поглощенный шумом метели.
А на поляне заметались невидимые во мраке ночи фигуры, шум их шагов сливался с посвистом вьюги. Спустя несколько минут серые фигуры стали исчезать, чей-то голос шепотом скомандовал:
— Левей, левей, здесь подходы заминированы. И уже дальше в лесу команда была громче: *г Скорей, скорей за железную дорогу.
И едва перескочили через рельсы, едва спрятались в глубоком снегу под откосом, как земля тяжело содрогнулась. Блеснули раз и два белые изоляторы на телеграфных столбах, а натянутые провода загудели, как струны, и оборвались.
— Сюда, сюда, Мирон Иванович, в кювет!
За полотном железной дороги грохотало. Пестрым фейерверком разлетались по всему небу стремительные огни.
На запасном пути лесного разъезда разгорался пожар.
Взрывной волной были перевернуты многие вагоны эшелона, который остановился на несколько минут в ожидании встречного поезда. Огонь полыхал уже в нескольких местах, освещая полуразрушенную взрывом казарму и кучки немцев, суетившихся возле пожара.
Это была первая операция, на которую вместе с другими вышел и Блещик. Он глядел зачарованными глазами на все, что происходит вокруг. И ни стужа, ни порывистый ветер} от которого слезились глаза, не могли погасить радости, охватившей сердце, согревавшей душу.
— Так им, так им, проклятым! — шептал он побелевшими губами.
Когда издалека донесся далекий свисток паровоза,— видно, шел встречный поезд,— Мирон приказал:
— Пошли! Нам теперь делать тут нечего. Хватит им и без нас работы, пока очистят пути…
8
Лесной разъезд расположен километрах в пятнадцати от городка. Взрыв склада был слышен далеко. Не на шутку встревожились все немецкие части. Комендант ходил злой, возбужденный. Ганс Кох ждал больших неприятностей. Еще утром он выехал на место катастрофы вместе с инспектором гестапо, отложившим свой отъезд в Минск в связи с такими событиями. Из города на грузовиках приезжала целая воинская часть. Разбирали покореженные вагоны, расчищали пути.
В полдень из Минска прибыли бронепоезд и специальная летучка с несколькими классными вагонами, а в них разные высокие чины вместе с генералом Гер-фом. Они осторожно ходили по разъезду, намеревались пройти на территорию склада, но, услыхав, что подходы к складу заминированы, остановились. Постепенно выявлялись размеры катастрофы. От склада почти ничего не осталось. Лес вокруг напоминал ржаное поле, побитое градом: вместо огромных сосен торчали расщепленные пни. Уцелевшие кое-где деревья стояли с обломанными ветками, без верхушек. И вокруг, как глазом окинуть, снежные просторы запорошены землей и будто опалены огнем.
Из дежурной охраны склада почти никто не остался в живых. Погибли даже солдаты, сидевшие в землянке. От взрыва землянка осела и похоронила своих обитателей. Многие гитлеровцы нашли свой конец в казарме, где оторвало целый угол и снесло всю крышу,— покореженные листы жести находили потом за километр от железной дороги. Немало жертв оказалось и в эшелоне. Одних задавило в перевернутых вагонах, другие сгорели, третьи попали под осколки. Всего было убито около трехсот человек, несколько сот ранено и контужено.
Комиссия из представителей гестапо, охранной полиции и воинских частей, собравшаяся в вагоне генерала Герфа, уже склонялась к выводу, что причиной катастрофы могла быть обычная неосторожность охраны склада, когда ее мысли неожиданно приняли другое направление. Едва Герф обмакнул перо, чтобы расписаться в протоколе, как стены вагона содрогнулись, зашатался стул под самим генералом. Раздался взрыв. Ручка упала на бумагу, оставив на ней порядочную кляксу, Все бросились к выходу и, давя друг друга, выскакивали из вагона. Над паровозом бронепоезда высилось густое белое облако пара. От паровоза доносился пронзительный свист, похожий на сипение. Оглушая людей и отдаваясь громким эхом в лесу, поднялась стрельба. Палили скорострельные пушки, захлебывались пулеметы на башнях бронепоезда.