Незабываемые дни

Железнодорожный батальон, готовый вмешаться в перепалку и помочь эсэсовцам, подался назад. Охотников идти на пулеметы не нашлось. Эсэсовцы, жандармы и полицаи убегали по улице, вязли в сугробах на огородах.

Кох шел по улице обессиленный, оскорбленный. Выплюнув выбитый зуб, он наконец крикнул жандармам:

— Стойте, проклятые, иначе я вас всех расстреляю!

Солдаты собирались неохотно. У полицаев дрожали от страха ноги. Все старались не смотреть в глаза Коху, чтобы не вызвать внезапного гнева.

Кох напал на командира жандармов, лейтенанта Шрайда:

— Вы убежали с боевого поста, вы заслужили виселицу, дезертир!

Лейтенант стоял навытяжку, и его веки непрерывно подергивались.

— Извините, господин комиссар, но у них пулеметы…

— А у вас не было пулеметов? У вас детские игрушки или боевое оружие?

— Извините, господин комиссар, но мы совсем не ждали, что немецкий офицер поднимет руку на своего сослуживца…

— Пишите рапорт об освобождении от должности и молитесь богу, что так легко отделались…

Кох ограничился таким сравнительно мягким наказанием, — не в его интересах было особенно раздувать дело. Он забыл и о партизанах. Одна мысль волновала его — как найти способ отомстить, и не просто отомстить, а сурово наказать на основании закона этих проклятых, совсем обнаглевших фронтовиков, позволяющих себе бог знает что. Фронтовики! Мы вам покажем нашу действительную роль и силу, только бы добраться спокойно до города.

Кох кипел, готовый обрушить на головы фронтовиков самые страшные беды. А фронтовики спокойно готовились в дорогу. Построились в боевую колонну, прикрыли ее мощным арьергардом и,— такое нахальство! — послали своего представителя к Коху. Хромой офицер — видно, не оправился еще после ран — остановился перед Кохом:

— Господин капитан приказал передать вам: вы снимаетесь с места через три часа. Всякие попытки догнать нас, или устроить засаду, или раньше добраться до города будут иметь очень плохие результаты для вас лично. Таков приказ господина капитана. Разрешите идти, господин комиссар?

Кох чуть не испепелил взглядом офицерика, но подумал и сказал тихо-тихо, чтобы не слыхали его ближайшие помощники:

— Идите…— И тут же: — Однако чего мы стоим на морозе? Занимайте хаты!

Кох позвал к себе в комнату Клопикова.

— Садитесь.

Клопиков сидел, настороженно глядя на начальника, услужливо ждал приказа.

— Видели?

— К сожалению, ах, к великому сожалению, пришлось увидеть эту грустную историю.

— А где захваченные пленные?

— Убежали, господин комиссар.

— Ладно, господин Клопиков. На этом мы закончим разговор. Только я должен сказать вам: вы не слышали и не видели, что произошло здесь. Понимаете?

— Боже мой, почему же мне не понять?

— И последнее, что я скажу вам. Мне донесли, что Слимак знает место, где проживает семья батьки Мирона.

— Да, я сам говорил вам об этом. Там все его дети.

— Приказываю: немедленно, сегодня же арестовать и доставить в город.

— Отобьют по дороге! Возбужден весь район, господин комиссар, они теперь не пропустят ни одного человека в нашей форме…

— Не обязательно полицейским прогуливаться по партизанскому району в форме.

— Ваша правда, господин комиссар. Мы постараемся. Но позвольте сделать это не сегодня, когда все люди в деревнях насторожены и следят за каждым нашим шагом. Вы знаете, господин комиссар, мы с вами не видим партизан, а у них мы всегда на виду, так как каждая живая душа в деревне, осмелюсь вам доложить, смотрит в лес, в их сторону.

— Ладно. Можете провести эту операцию через несколько дней, когда район успокоится.

4

Когда группа Коха выходила из деревни, неподалеку от городка остановились пехотинцы. Капитан обратился к ним с коротким словом:

— Солдаты, как командир ваш, я даю вам полную свободу: идите куда хотите. Хотите обратно на фронт — идите на фронт, хотите на отдых домой — пробирайтесь в Германию. Не в партизаны же нам идти. Они постреляют нас… Но куда бы ни пошел любой из вас, держитесь святого закона: отвечать только за себя, не ссылаться на товарищей и не выдавать их.

Вспыхнули горячие споры. Многие стояли за возвращение в город.

— Наши семьи расстреляют, если не вернемся.

— Идите, вас никто не задерживает.

И снова начинались колебания. Никому не хотелось проклятой бойни, как называли солдаты наступление на Москву. Они так счастливо отделались только потому, что весь их полк был разгромлен и отведен в глубокий тыл. Уже давно среди уцелевших солдат полка шло глухое брожение. Их двух товарищей расстреляла в городе эсэсовская часть за распространение, как было сказано в приговоре, лживых слухов. Но солдаты знали, что их товарищи говорили правду о положении на фронте. Однако не всякая правда желательна господам офицерам и эсэсовским шпикам. Командование гарнизона пронюхало о настроениях солдат и решило послать их проветриться в район, набраться хорошей немецкой злости в борьбе против партизан.

— Вы снова будете действовать как герои.