Незабываемые дни

Заслонову казалось, что он теряет всякую власть над собой, всю свою выдержку. Еще немного, и он швырнет в лицо Коху такие слова, от которых тот содрогнется и, вскипев бешеной злобой, пустит в него пулю. Может быть, это и лучше, чем терпеть пытки, быть свидетелем лютой расправы ненасытного палача над милыми и дорогими ему людьми. Однако, пересиливая себя, чувствуя, как холодеет и каменеет сердце, он обратился к Коху:

— Господин комиссар, зачем вы издеваетесь над покойником?

— А, заговорил, инженер! Ну, мы еще поговорим с тобой, у нас будет время… А он,— Кох кивнул головой на лежащего,— он еще не покойник. Но мы поможем стать ему покойником, живой он для нас уже бесполезен.

Он выстрелил в изуродованного человека, жестом позвал жандарма.

— Вот этого первым! — показал он рукой на Чмарутьку.

Жандармы подхватили юношу, потащили его по коридору в довольно просторную камеру, где производил допросы Кох.

Мишка не мог стоять на ногах, его посадили на табуретку и прислонили к стене.

— Ну что ж, будем знакомиться. Имя, фамилия?

Юноша молчал.

— Имя, фамилия? — загремел Кох на всю тюрьму. — Я заставлю тебя говорить.

— Не знаю. Не скажу.

— Кто послал тебя с ракетницей?

— Кто послал? Сам пошел.

— Чем занимался там, возле рва?

— Что вы спрашиваете, вы же знаете, чем я занимался. Забавлялся немецкими эшелонами.

— Это забава неплохая, но приводит она к виселице.

— Я знал, к чему она приводит.

— Так кто послал тебя, однако?

— Я сказал, что не знаю…

— Так я скажу тебе, дурень, кто послал тебя. Тебя послал инженер Заслонов, он дал тебе ракетницу, он дал тебе задание.

Все тело Мишки ныло от жгучей боли. Но, услыхав эти слова, он не стерпел, рассмеялся:

— Сказал… инженер Заслонов, этот ваш холуй, наемник: Я не знаю, наконец, кто из нас дурак.

— Молчать! Завяжи язык, или я заставлю тебя замолчать.

Разозленный, он бросился к юноше, но остановился.

— Если ты не хочешь признаться, кто тебя послал, он сам тебе скажет. Он уже заявил, что послал тебя вместе с другими твоими товарищами, вместе с убитым…

— Кто убит? — вырвались у Мишки взволнованные слова. И тут же он замолчал, постепенно вспомнив прошлую ночь, белое снежное поле, товарищей.

— Ну, посиди немного, сейчас приведем того, кто посылал тебя.

— Нет, того вы не можете привести, вы не имеете власти над ним, руки коротки у вас!

— Почему это руки коротки? — заинтересовавшись искренними, непосредственными словами арестованного, спросил Кох.

— А потому короткие, что души у вас короткие, дешевые, по копейке за штуку. И дела ваши копеечные. И интересы копечные. Нет у вас нашей правды, которая всему миру светит. А вы ползете, как гады, по земле, и все ненавидят вас, потому что вы пиявки, кровососы. Разве вы думали когда-нибудь, как думают наши люди, народ наш советский, чтоб счастье дать человеку, чтоб каждый, кто живет своим трудом, был хозяином на земле, чтоб люди жили в дружбе и мире? Разве мы лезли войной на вас? Вы, как разбойники, бросились на нас с ножами…

— Потише, потише. Развяжешь язык, когда прикажу!

В камеру ввели Заслонова.

— Вот он утверждает, этот молодой человек, что вы послали его сигналить ракетами советским самолетам.

— Кто утверждает? Что вы врете! — И глаза Мишки загорелись колючими огоньками.

— Молчать, когда тебя не спрашивают. Так что ты на это скажешь, господин инженер?

— Скажу только, что эта нелепая провокация ничего вам не даст.

— Что ты подразумеваешь под провокацией, проклятый бандит?

— Во-первых, я не проклятый, а во-вторых — не бандит. А в-третьих, я совсем не знаю этого молодого человека, он не работал у меня. Всякие его утверждения могут быть его личным делом, которое не имеет ко мне никакого отношения.

Мишка вслушивался в слова инженера. Ему трудно было разобраться в деле, которое развертывалось перед ним и в котором он сам принимал непосредственное участие. Видно, все это действительно подстроено, чтобы как-нибудь поймать его, Мишку, на слове, погубить его живых товарищей. Но почему Заслонов прикидывается, что он не знает его, Мишки? Он знает, давно знает, даже отцу Мишки говорил несколько раз и о нем и о других детях. Крикнуть ему, что он врет, этот предатель Родины, что он знает его, Мишку! Но это все равно что назвать свою фамилию, поставить под пулю старенького отца, братишек, мать. Нет, не будет этого, никогда не будет! Он плюнет им в глаза, этим палачам, будет насмехаться над ними, но никогда не узнают они, кто он, откуда. Ну, партизан. Ищите их по лесам, гады! Они дадут вам перцу, убийцы. Однако странно все это. Если инженер помнит его, он давно назвал бы Мишкину фамилию этому фашисту, который действительно не знает его фамилии и несколько раз допытывался о ней.