Соколич смотрел на Светлика и в такт его словам молча кивал головой. Правильные были мысли у Свет-лика.
Позабыв о своих обязанностях хозяина, Светлик атаковал гостя множеством вопросов.
— У нас, Василь, серьезный к тебе разговор. Разные дела, посоветоваться нужно.
— Поговорим обо всем. Вот проведем районное партсобрание.
Соколич смотрел на этого неугомонного человека и думал о том, что время очень мало изменило его. Кому-нибудь со стороны Лявон Маркович мог показаться с первого взгляда недалеким и сумбурным человеком. Суетится, бегает, беспокоится, перескакивает с одного вопроса на другой. Даже в порученное дело входит не прямо, не с ходу, а будто вкатывается в него, бочком, бочком. Прикинется и простачком и незнайкой, наивно выпытывает разные мелочи и не мелочи. А потом смотришь — и пошло дело ровным ходом, набирая все больший и больший разгон.
Разговор в хате затянулся до утра.
Говорили о ближайших задачах, о лучшей организации партизанских сил, о партийном подполье, работе с населением.
Соколич вспомнил и молодежь, комсомольские обиды. Вспомнил и знаменитую кавалерию, разоруженную им сегодня.
— Что за люди у Байсака?
— Несколько красноармейцев, остальные из местного населения, из деревни, где он обосновался.
— А чем занимаются?
— Вначале проявили себя очень хорошо. Совершали налеты на немецкие части, однажды нагнали большую панику на эшелон на разъезде, подорвали три моста.
— А теперь?
— Есть слухи: занимаются порой разными глупостями. Пьянки, гулянки целыми днями. Были случаи мелкого мародерства.
— От мелкого до большого не так уж далеко.
Вершины сосен уже позолотило своими первыми лучами солнце, когда люди стали расходиться от Светлика.
3
Там, где сошлись две лесные тропинки, где сгрудились мохнатые ели, было тихо и уютно. Майка немного волновалась, впервые выполняя такое важное, серьезное поручение, как охрана партийного собрания всего района. Правда, собрание не было особенно многолюдным. Майка судила об этом хотя бы по тому, что по тропинке, на которой она стояла в дозоре с киномехаником, прошло всего человек восемь. А дозоров — она это знала — было не так уж много.
Собрание происходило на Барсуковой горе, лесном пригорке, на котором вздымалось несколько стройных сосен, а внизу сгрудились, будто сойдясь на какое-то совещание, огромные дубы. И хотя стояли сосны выше и очень тянулись вверх, были они тем дубам только по пояс.
Один склон горы — песчаный. Он был излюбленным местом совхозной детворы, устраивавшей здесь все свои игры. Майка вспомнила об этом, улыбнулась. На Барсуковой горе прошло, промелькнуло и ее детство. Почему промелькнуло? Она нахмурилась, согнала с лица улыбку, чтобы не показаться несерьезной своему молчаливому напарнику по пикету. Действительно, почему промелькнуло, если она не ощущала еще границу, отделяющую детство от юности. Она любит и гнездо аиста на дубе, и Барсукову гору, и ей по-прежнему приятно сбежать босиком по согретому солнцем песчаному склону. И друзья, забыв иногда ответственные обязанности Майки, назовут вдруг ее цаплей, старым детским прозвищем. И она не обижается. Цапля так цапля. А прозвали девчонку цаплей за длинные ноги, такие проворные и легкие, что она и в самом деле, как цапля, пробиралась по любой трясине и взбиралась на Барсукову гору так быстро, что никто из друзей не мог ее догнать. В школе была верховодом, заводилой всех игр и не уступала своего первенства самым задиристым паренькам, которые никак не могли примириться с этим и даже пробовали немного проучить ее, чтобы не очень лезла не в свои дела. Но Майка так решительно бросилась в атаку на заговорщиков, что те разбежались кто куда и, очутившись на порядочном расстоянии от нее, пошли на полное примирение:
— Ну чего ты, цапля, разве мы против тебя? Эх, ты…
С тех пор она стала признанным командиром в кружке своих однолеток, и ни одна затея, ни одна игра не обходилась без ее участия. Сколько было походов по грибы, по ягоды, а весной за кленовым и березовым соком, за весенними ранними цветами! Осенью собирали желуди. На Барсуковой горе в специальных домиках и пещерах жили прирученные ежики, ужи.