Дети облюбовали много разных интересных мест в лесу. Здесь и тайники, и поляны для сборов, и особые заповедные места, где обитала какая-нибудь интересная птица или росли редкие деревья, растения. А на самом высоком дубе Барсуковой горы соорудили нечто похожее на шалаш — «сторожевую вышку», над которой развевался выцветший на солнце флаг. Отсюда наблюдали за окрестностями, когда устраивали оборону «Мадрида» от набегов «фашистов». Это было лет пять тому назад, а может, и меньше. Тогда все — и взрослые и дети — внимательно следили за далекими испанскими событиями. О них писалось в газетах, говорили в школе, во время пионерских костров, дома. И всем так хотелось помочь испанским героям в их мужественной и неравной борьбе. Дети играли в испанскую войну. Несколько раз Майка Светлик превращалась в Долорес Ибаррури. И какую бы роль ей ни давали, какую бы роль ни брала она сама, плохо приходилось «врагам» испанского народа. Их атаки отбивались с такой решимостью и отвагой, что порой и взрослым приходилось вмешиваться в ребячьи игры, Чтобы немного унять великие страсти, бушевавшие на знаменитой горке.
С той незабвенной поры эта горка, когда-то носившая название Золотой, стала называться Барсуковой горой. И к перемене названия Майка имела самое непосредственное отношение. О горе ходила легенда, будто похоронен на ней в далекие-далекие времена сказочный богатырь-силач, защищавший народ от угнетателей, от панов. И будто была у богатыря золотая сабля, «совершавшая чудеса в борьбе с врагом. Золотая сабля стала предметом самых горячих споров среди друзей Майки. Конечно, никто из них не верил в волшебные свойства сабли. Но ведь она была золотая. Одно это обстоятельство приобретало необычайно большое значение. Нужно было достать золотую саблю, переслать ее в подарок испанскому народу, чтобы мог он купить оружия, танков, боевых кораблей и скорей победить фашистов. Было принято тайное решение: достать заветную саблю. Несколько ночей собиралась группа заговорщиков с лопатами возле горы, копали, искали повсюду при обманчивом, призрачном свете луны.
Однажды им всем уже казалось, что близок конец работы, что они напали на какой-то подземный ход, стоит вынуть еще несколько лопат земли — и золотая сабля очутится в их руках. Но тут произошли совсем непредвиденные события, положившие конец поискам. Из подземного хода выскочил удивительный зверь и со страшным рычанием,— правда, рычание это походило на обычное хрюканье, как говорил потом кое-кто из ребят,— промчался мимо ошеломленных искателей клада. А за этим зверем промчалось еще несколько зверей. Какие они были, какой величины, сказать трудно, так как перепуганные насмерть искатели стояли совсем онемевшие, утратив всякую возможность что-нибудь видеть. А спустя минуту, побросав свои инструменты, они помчались так стремительно домой, что даже Майка не могла перегнать их, несмотря на то что в быстром беге не было у нее конкурентов.
Только днем, когда уже высоко стояло над лесом веселое солнце, они собрались снова на тайный сход., С некоторыми предосторожностями двинулись к горке, боязливо пробрались к своим раскопкам. И тут им предстояло пережить некоторый конфуз. И по следам — а искатели клада были завзятыми следопытами — и по всем другим признакам они увидели, что таинственные и стремительные звери — самая обычная барсучиха со своими детенышами. Подземный ход оказался самой обычной барсучьей норой. Легенда о золотой сабле сразу поблекла, потеряла всякий интерес. Конечно, Майка и ее ближайшие друзья все же оказали посильную помощь сбоим испанским товарищам. На эту помощь пошли все Мамкины сбережения, предназначавшиеся на приобретение велосипеда. Велосипед мог подождать, события в Испании не ждали.
А Золотую гору с тех пор прозвали Барсуковой горой. От этого она ничего, однако, не утратила в своей привлекательности.
Майка сидела в дозоре и вспоминала милые сердцу приключения детства, которое прошло на этих лесных тропинках, на болотных речушках, на отвоеванных от болота полях, на Барсуковой горе.
Вспоминала и временами посматривала на своего напарника по дозору, молчаливого киномеханика Юрку, который настороженно прислушивался к шороху листьев и думал о чем-то своем, мальчишеском. Он был, может, года на два старше Майки, когда-то учился в одной школе с ней, потом так увлекся кино, что за один год самоучкой сделался механиком и получил постоянную должность в совхозном клубе. Правда, он мечтал вскоре поехать учиться не то на инженера, не то на артиста. И когда говорил кому-нибудь о своей заветной мечте, так морщил лоб, что невольно вспоминалось его школьное прозвище — Юрка-фило-соф. Точно так морщил он лоб, отвечая в школе какой-нибудь урок,— казалось, он решает самые сложные и высокие проблемы, которые не под силу всем мудрецам земли. Отсюда и пошло его прозвище.
Конечно, теперь не до мечтаний об учебе. Все спутала война, и не каждый знает сегодня, что будет завтра и послезавтра. Война…