Незабываемые дни

Три девушки, находившиеся под ее командой, молниеносно выполняли ее приказы, носили воду, чистили картошку, перемывали крупу. За их ловкой работой довольно равнодушно наблюдал дед Пранук, усевшись где-нибудь в затишном уголке и флегматично покуривая свою люльку.

Хлопоча по хозяйству, девчата щебетали как сороки и смолкали, заметив приближение хмурой Палашки. Палашка окидывала их грозным взглядом и уходила. Девчата не выдерживали и дружно фыркали. Но тотчас же прикрывали рты и сидели, как мыши под веником: тетка Палашка угрожающе оборачивалась и глядела на всех суровыми глазами. И вдруг одна из девчат, наиболее смешливая, начинала хохотать на весь лес. Это было страшным оскорблением для тетки Палашки, которая никак не могла приучить к образцовой дисциплине этих щебетух и непосед. Ведь они ни минутки не усидят спокойно за работой, а когда окончат работу,— того и гляди, исчезнут, как растают, не дозовешься. Ищи их тогда в лесу. А она, Палашка, отвечает за них перед начальством. Это раз. Во-вторых, здесь столько соблазнов и опасностей для ее подчиненных. Шалаши ломятся от хлопцев. А тетка Палашка давно зачислила всю мужскую половину рода человеческого в своих кровных врагов и врагов всех женщин, о чем она постоянно твердит подчиненным девчатам. Об этом знают и все обитатели шалашей, которые готовы за полсотни метров обходить территорию кухни, чтобы только не попасть в недозволенное время на глаза грозной и бдительной тетки Палашки. Попробуй сунуться в столовую раньше времени, она такую поднимет дискуссию, что лес загудит. Ты ей слово, она тебе десять. Ты ей два, а она… да где ты сосчитаешь! Так и пойдет по всем шалашам молва:

— Опять кто-то попал под пулемет.

Беда тетке с этими резвушками. Она увещевает, а девушки хохочут ей в ответ да еще оправдываются:

— Ну, чего вы, тетечка? Мы работаем, и справляемся, кажется.

— Мало ли что тебе кажется. А смех зачем?

— Так разве и посмеяться нельзя?

— Не возражать, если с тобой разговаривает командир! — такую команду подслушала тетка у партизан и применяла ее в самом крайнем случае. А дед Пранук, услыхав про «командира», не упускал случая хитро улыбнуться и с самым независимым видом перебирал свою реденькую бородку.

Эту подстрекательскую улыбку замечала Палашка.

— А ты что? — начинала она, переходя на новые позиции.

Дед дипломатично отмалчивался, сосредоточенно ковырял и продувал свою люльку, которая начинала при этом сипеть на все лады.

— Ты что, говорю, ухмыляешься? — не отступала тетка.

— Иди, иди, моя старушка!

— Я знаю, что я не молодая. Но почему тебе, старому человеку, не поучить вот их, хохотушек?

— Не имею функции такой…— уклонялся дед от длинного разговора.

— Ах ты, бессовестные твои глаза, чтобы мне, женщине, можно сказать, да говорить такие слова! — с укором кивала головой Палашка.— А еще старый человек.

Дед смотрел на нее удивленно, не понимая, почему она, в конце концов, пристает к нему. Начинал объяснять:

— Понимаешь: моя функция — лошадь, вода, дрова. Могу, конечно, выполнять и другие функции, когда приказывает мне высшее начальство.

Услыхав о дровах и чувствуя, что она явно эапуталась с дедовой функцией, Палашка переходила на более близкую ей тему:

— Иди полюбуйся, что ты наделал со своими дровами.

— А что?

— Солнца не видно из-за дыма, видишь — из печки валит, как из паровоза. Это так ты выполняешь приказы? Что тебе командир говорил о дровах?

— А при чем тут дрова?

— Ты всю мою маскировку на нет сводишь. Эти нелюди теперь за сто километров, а может, из самого Минска мою кухню видят. Не дай боже самолет наскочит! Видишь, какой дым от твоей сырости валит.

— Нужно с умом топить печь, тогда и лишнего дыма не будет,— не сдавался дед.—А то напихают дров в печь, как в смолокурне, они и тлеют без огня, один только дым. При такой топке дров не напасешься.

— Где же они будут гореть, если возьмешь любое полено, а с него вода течет?

Конечно, дед чувствует, что есть тут его недосмотр, можно было, в конце концов, срубить какое-нибудь сухое дерево. Но не сдаваться же этому комбату в юбке, как прозвали тетку Палашку жители шалашей за ее суровый характер. И дед начинает дипломатничать:

— А ты что хотела, чтобы из него молоко текло? Конечно, вода. Но при чем тут я? Сколько дней дожди шли. Влажности богато в атмосфере. Понимаешь, старуха, атмосфера.

Дед недаром пробыл несколько лет сторожем в сельсовете, он знал столько мудреных слов, что подступиться к нему даже тетке Палашке было не так легко. Перед атмосферой тетка отступала. Но, отходя на исходные позиции, не могла удержаться, чтобы не упрекнуть старика:

— Подожди, подожди у меня! Вот явится Соколич, он тебе твою тамасферу прочистит, он все твои хитрости как на ладони увидит.

— Прения окончены, протокол подписан! — отрезал дед торжественно, и тетка Палашка хорошо знала, что после этого «протокола» никакие атаки не выведут деда из равновесия и не заставят вступить в какую-либо дискуссию.