Незабываемые дни

Партизаны подсчитывали трофеи. Подбитые и поврежденные грузовики сожгли, а две уцелевшие машины, нагруженные трофейными винтовками, патронами, несколькими пулеметами и минометами, погнали в распоряжение штаба. Были захвачены штабные карты и другие документы, среди них несколько приказов по дивизии. В одном из секретных приказов эсэсовского командования предлагалось не слишком тревожить отряд Свистуна, во всяком случае не вступать с ним в бой и не предпринимать против него никаких особых операций. Точных объяснений такого распоряжения в приказе не было, и только пленный командир батальона на допросе в штабе Соколича смог немного прояснить дело. В страхе за свою шкуру, командир батальона проговорился, что в отряде Свистуна находил свой постоянный приют один из их надежных агентов, скрывшийся здесь после крупных провалов группы провокаторов в Минске.

Поскольку разгромленный эсэсовский батальон прибыл из Минска, где он, судя по всему, принимал деятельное участие в разных гестаповских операциях, Соколич осторожно спросил у него о Слышене.

— О, знаю, знаю! Вы, наверно, читали опубликованные в газетах его выступления. Он теперь важная особа, перешел на службу к нам.

— Брешешь, каиново отродье! — Соколич так стукнул кулаком по столу, что пленный втянул голову в плечи и зажмурил от страха глаза.— Говори, что знаешь о нем. А будешь вилять хвостом, сразу пулю в лоб.

— Я должен вам сказать, что Слышени больше нет. Нам приказано говорить, что он есть, что он у нас на службе, а в действительности он давно расстрелян…

— Когда?

— В конце апреля.

Несколько минут просидел Соколич, не сказав ни слова.

Так неожиданно оборвались его надежды, что он еще встретится со Слышеней. Через связных он получил когда-то от него письмо. В том письме Слышеня обещал дня через два-три вернуться в отряд. Прошел апрель, прошел и май, минуло уже дней десять июня, а о нем нет никакой весточки.

14

Вот уже два месяца Лена Красачка работает на бумажном складе типографии. Сначала она и мысли не допускала, что придется работать на немцев. Когда в городе начались облавы и многие девчата, не имевшие постоянной работы, попали в эшелоны так называемых «добровольцев» и были направлены в Германию, Лена решила перебраться к партизанам.

— Как хочешь! Не ехать же действительно на немецкую каторгу,— согласился отец.— Но что скажет наша мать?

— Ей и говорить об этом не нужно…

Отец знал и еще об одном обстоятельстве, заставлявшем Лену торопиться в лес, к партизанам. Но через день она сказала отцу:

— Остаюсь. Буду в городе работать.

Сказала без всякой радости, с затуманенными печалью глазами и явно не желая вступать в особые дискуссии с отцом. Красачка понял: хоть и был он хорошим другом своей дочке, но есть у нее и еще товарищи, которые могут отдавать ей определенные приказы.

Так оно и было в действительности. Когда, закончив подготовку к уходу из города, Лена сказала об этом одному из прежних товарищей Игната, работавшему теперь механиком на элеваторе, тот просто отдал команду:

— Отставить, Лена, и никуда не рыпаться.

— Как это понимать, Женя?

— Так, как и всегда. Ты же знаешь: приказы есть приказы.

— Не думаете ли вы послать меня свиней пасти в неметчину?

— Знаешь, Лена, если бы потребовалась нам такая работа, послали бы. Но ты ничего в этом деле не понимаешь, какая там от тебя польза была бы… Однако не хмурься, не хмурься. Дело такое: остаешься ты в городе, пойдешь работать в типографию.

— В типографию? Что я там делать буду?

— Будешь делать то, что прикажут и что умеешь делать. Будешь работать на бумажном складе.

— Да… Интересная работа, ничего не скажешь…

— Хватит и интереса. Все в свое время.

Хлопец назвал ей фамилию человека, к которому ей нужно обратиться в типографии, и через день Лена очутилась на складе. Нельзя сказать, чтобы ей было весело высиживать целый день. Но нужно же привыкать к постоянной работе. На складе кроме Лены работали шофер грузовой машины, три рабочих и заведующий складом. По соседству, в том же помещении,— экспедиция нескольких газет и журналов. Народу в ней значительно больше, и всегда там было веселей, чем на складе.

Прошло всего несколько дней, может быть с неделю, но уже такой однообразной показалась ей работа, что при встрече с Женей она попросила о новом, более интересном месте. В ответ на это хлопец дал ей свернутую газету.

— Почитаешь дома,—заметил он, когда Лена попыталась тут же развернуть ее.— И даю я тебе эту газету для того, чтобы ты поняла, что и ты имеешь некоторое отношение к очень и очень важному делу. Это первый номер нашей подпольной «Звязды».

Они простились. Лена была уже недалеко от дома, когда увидела — из переулка вышли четыре немецких солдата. Они шли в обнимку посередине улицы и тянули нечто похожее на песню. По всему видно —. пьяные. Лена замедлила шаг — идти или не идти. Но тут же горделиво тряхнула косами, пошла.

«Еще не хватало каждого бояться».