Незабываемые дни

Лена пошла в свою комнатку, быстро навела в ней порядок, так как не успела сделать это утром, торопясь на работу. Присела к столу, отдышалась. Только тогда достала подаренную ей Женей газету, прочитала ее от строчки до строчки. И Лене показалось, что она еще совсем маленькая девочка, которая живет себе на белом свете, что-то делает, о чем-то думает, а ничего еще не видит, ничего не замечает из того, что можно назвать настоящей жизнью. Вот газета пишет о важных событиях, о борьбе, которая происходит в городе, о героических поступках советских людей. Даже печатание самой газеты является героическим поступком, ведь люди, занятые этим делом, рискуют ежедневно жизнью. Рискуют, но дело свое делают. А что она совершила?. Расклеивала листовки, собирала медикаменты, одежду для партизан… Подумаешь, какой героизм…

О многом передумала в тот день Лена, пока не заснула.

15

В свободные от боевых операций дни к батьке Мирону приходило много людей с разными делами, просьбами. Тогда у него начиналось нечто похожее на прием. Являлись люди из далеких деревень, чтобы принял он, батька Мирон, меры против поганых фрицев, которые без конца грабят людей.

Мирон выслушивал каждого человека, обещал помочь, иногда тут же вызывал кого-нибудь из партизан, чтобы уточнить дело на месте, а то и просто отдавал соответствующие приказы: усилить посты, подготовить хорошую взбучку какому-нибудь полицейскому гарнизону, отучить немцев лазить в тот или иной пункт.

Были и другие просьбы: как использовать прибрежные луга в зоне, находящейся под контролем гитлеровцев, и как вообще проводить косьбу в этом году: коллективно ли или поделив на шнуры, как это делали давным-давно. Были просьбы помочь освободить из фашистской тюрьмы близкого человека или узнать о его судьбе. Приходили иногда и с такими просьбами, которым удивлялся сам батька Мирон, и, поскольку решение поставленных вопросов не входило в его компетенцию, как он говорил, ему оставалось иногда только разводить руками.

Около его землянки в лесу или около хаты в селе, куда он приезжал, толпилось немало людей. Обычно Астап или кто-либо иной из старших наводил порядок в очереди, прикидывая, у кого дело более срочное и важное. Временами и сам батька Мирон непосредственно опрашивал всех и определял очередность приема. На сегодняшнем приеме за «дежурного» был Астап. Покуривая свою люльку и перебрасываясь словом-другим с людьми, он тут же сдерживал неуемных женщин, норовивших пройти к батьке Мирону без всякой очереди.

— А ну, тетка, не напирай дуже, ничего из твоих хитростей не выйдет. Придерживайся порядка, как и все.

— Так я тебя очень прошу. Мне не до шуток твоих, у меня самая неотложная нужда к Мирону.

— Нужду твою я навылет вижу, только будешь языком молоть да время дорогое отбирать у командира. Отойди, говорю,— видишь, людей под конвоем ведут, тут поважнее дела, чем все твои бабьи сплетни.

Те, которых привели под конвоем, как переступили порог землянки, так и бросились на колени.

— Что такое? — тяжело поднялся из-за стола Мирон.— В чем дело? — спросил он конвоиров.

— Да видите, явились вот на заставу, так просят, чтобы к вам доставили.

— Вставайте. Что такое с вами?

— Расстреляйте нас, батька Мирон.

— Вот так новая забота! Почему я вас должен расстреливать?

— Шпионы мы, батька Мирон.

— Ну, шпионам я, между прочим, не батька,— нахмурился Мирон.— Однако вставайте, здесь вам не церковь, и я не Микола-спас, чтобы землю предо мной носами ковырять. Какое дело ко мне?

— А дело такое, батька Мирон, что действительно мы шпионы, уже десятый день, как шпионы.

— А раньше где были?

— В шпионской школе, батька Мирон.

— У Цайта?

— А холера его знает, или он Цайт, или он Вейс, два там в начальниках ходят.

— Фамилия твоя?

— Покатей Семен.

— Да, Покатей, покатился ты, выходит, не по той дорожке.

— Совсем мне нет пути теперь, не только дорожки.

— Так говоришь, десятый день в шпионах ходишь? — переспросил Мирон, заглядывая в свою потрепанную записную книжицу, которую вытащил из внутреннего кармана пиджака.

— Десятый, дядька Мирон.

— Брешешь, паскудник, ходишь ты в собачьем чине четырнадцать дней. Ты ведь окончил школу первого июня, а сегодня уже шестнадцатое.

— Я нисколечко не вру, батька Мирон, и они вот подтвердят. Мы взаправду окончили школу первого, но нам дали еще пять дней вольных, как бы для отдыха, а потом уже мы должны были наладить связь с их агентами, ну, и начать работу.

— И наладили связь?

— А как же.

— Явки их знаете, пароли?

— А как же, вот запишите.

— Не торопитесь, запишем. Позовите мне Блещика! — приказал Мирон одному из конвоиров.

Блещик, будучи начальником штаба, выполнял обязанности и по разведке. Вместе с ним Мирон еще долго допрашивал трех перебежчиков. У одного отец сидел в тюрьме, у второго семья была в заложниках, у третьего гестапо арестовало двух братьев. Под угрозой расстрела арестованных родственников, этих трех хлопцев, а также и три десятка других гитлеровцы послали в лазутчики, пропустив через свою «школу служащих лесных заповедников». При условии хорошей службы им обещали вознаграждение и свободу для их близких.