— Вот и хорошо, если человеку не на что жаловаться. Однако похудели вы и с лица немножечко стали хуже. Оно конечно, без присмотра, без женской руки. Некому и позаботиться о вас как следует, и накормить вовремя, и впору спать уложить… Что ни говорите, а человеку без присмотра, без подмоги плохо. Я по себе сужу. Боже мой, боже, если бы жив был мой муж, совсем бы иначе шла моя доля. Разве это женская забота: и о куске хлеба, и чтоб дрова были в печке — подумай, а там ворота повалились, а там стреху ветер продрал, сколько забот кругом… С твоим ли женским умом да слабой нашей рукою со всем этим справиться…
Мирон не без уважения глянул на «слабую» Матрунину руку, которой она наповал уложила соседского поросенка, забравшегося к ней в огородик. Взяла затем того поросенка и перебросила на соседний двор, чтоб не было лишнего звона. Этой же «слабой» рукой утихомирила она другого своего соседа, который с пьяных глаз попытался было совершить покушение на ее женскую честь. Две недели отлеживался потом на печи, пока поправился как следует да стали мозги на место, как говорила тетка Матруна. Было известно и еще одно событие, происшедшее года за два до войны. Поймали мужики сома. В самый паводок попал он в затон, а когда воды стало меньше, никак не мог выбраться обратно, в реку. Здоровенный был' сомина, пуда на три, на четыре. Кое-как подцепили его, выволокли на берег. И тетка Матруна была при этом. Правда, в воду она не лазила, все больше по берегу ходила да * команду подавала:
— Вы его, дьявола, под зябры хватайте, под зябры… Да не попадайте под хвост, ноги перебьет…
Когда сом уже был на берегу, послали мужчины за конем в деревню да подняли спор, как того сома делить: от хвоста у него жира больше, а посередине да ближе к голове — ну дерево деревом. Заметили тут некоторые, что сом уже на Матрунином горбу поплыл, начали уговаривать:
— Не старайся ты очень, сейчас с лошадью подъедут, еще надорвешься, женщина.
— Ничего, как-нибудь допру его, усатого…
И в самом деле доперла. А пока коня нашли, да запрягли, да приехали, Матруна с Гарпиной уже сомика освежевали да, сколько было горшков и котлов, завалили тем сомом всю посуду да в печь. Кое-что Матруниному кабанчику досталось, чтобы не пропадало добро, не портилось зря.
Подъехали мужики к Матруниной хате, а Матруна с Гарпиной жареной соминой лакомятся.
Торжественно въехали во двор, решетки в телеге поправили, чтобы ловчей того сома взвалить, и в хату.
— Ну, давай, брат Матруна, рыбину!
— Какую вам рыбину?
Обошли мужики и двор, и под поветь заглянули, и в единственный хлевик Матруны. Ее кабанчик мирно похрюкивал, разгрызая жабры сома да еще кое-что от головы.
— Дьявол, а не баба,— разозлились тут мужики,— успела уже освежевать.— И опять к Матруне: — Ну так давай делить будем!
— Что? — спрашивает она, жадно глотая тем временем куски соминого хвоста.
— Рыбу, а не что…
— Какую там рыбу? Не приснилось ли вам что-нибудь после вчерашнего праздника?
Действительно, был накануне престольный праздник, и, конечно, не обошлось без того, чтобы некоторые не клюнули, и не то чтобы слегка, а как и надлежит доброму человеку в праздничный день. Вот почему кое-кто и почесал затылок, — а может, и в самом деле все это какое-то дьявольское наваждение или просто крутит еще в голове вчерашнее. Некоторые всерьез уже спрашивают:
— Ты, Матруна, без шуток: рыбину ты же сама несла?
— Конечно, сама. Вы же хворые, чтобы помочь несчастной женщине…
— Вот видишь, сама признается, что рыбину взяла…
— Знаете что, хлопцы,— потеряла уже всякое терпение Матруна,— не вводите меня в гнев…
И, выйдя из-за стола, начала легкими тумаками выпроваживать мужиков за дверь. Поупирались немного, да что ты сделаешь, если силком за порог выставляет.
Пошли было в сельсовет на Матруну жаловаться. А там подняли их на смех.
Решили еще раз на Матрунин двор пойти, ведь там конь стоял, нужно было привести его. Но и коня уже не стало, Гарпина поехала на нем по дрова. Мужики, увидев тетку Матруну, уже более ласково к ней подкатились:
— Хоть бы угостили вы нас, тетка Матруна!
— Вот это другой разговор! А то явились как на свое… Идите в хату.
И нужно отдать справедливость тетке Матруне, она не пожалела сомины на угощение.
— Ешьте, хлопчики, ешьте, мне не жалко. И знаете, такое диво с этой рыбиной. Когда несла, такая тяжелая была, что казалось: на целый месяц мяса хватит. А вычистила потроха, да пузырь выбросила, да поджарила, так куда эта рыбина и девалась. Удивительно, как усыхает!
Мирон вспоминал прошлое и, стараясь не рассмеяться, слушал Матруну, остановить которую могло только какое-нибудь чудо. Слушал и все силился догадаться, куда клонит тетка, ведь зря трепать языком она не любила.
— Вот, товарищ директор, так без мужской помощи и живем, кое-как перебиваемся. Конечно, и обидеть нас каждому легко, защитников особых у нас нет. Не живем, а горюем с несчастным ребенком. А начальству что? Ему никакой заботы о нас. Ему бы командовать этими бездельниками, этими обманщиками, не дай ты боже.