Навестили и тяжелораненых. Некоторые из них были без сознания, неподвижно лежали на кроватях, обмотанные бинтами, на которых кое-где проступали красные пятна. Как же боялась крови тетка Матруна… Ходила сама не своя, старалась ступать на цыпочки, чтобы не делать лишнего грохота своими сапогами.
Вздыхала. Слышала, как Мирон спросил доктора, хватает ли молока и ягод для тяжелобольных.
— Где там хватает. И с молоком перебои, да и с ягодами не сказать, чтоб хорошо было. Спасибо деду Сымону, насобирает иногда в лесу со своей бригадой, пришлет, тем и живем…
— Боже мой, да теперь ягод в лесу столько, хоть засыпься! — вмешалась тетка Матруна.
— Может, кто-нибудь и засыпается, а для раненых собирать некому…— зло ответил доктор.
Матруна промолчала. Вышла с Мироном из госпиталя подавленная.
— Боже мой, боже, такие молоденькие, а так мучаются…
— Не легким делом занимаются хлопцы. Воюют. А если воюют, то и горя хватает. Некоторые не понимают этого да еще таких хлопцев бездельниками обзывают. Есть же еще люди, которые в это тяжелое время черт знает о чем думают да еще к другим пристают с разными глупостями.
— Не обо мне ли ты, товарищ директор? — грустно проговорила тетка.— Может, я, по глупости своей, и назвала некоторых лодырями. Ты не обращай на это внимания, прости меня, наконец… А с ягодами мы дело поправим… Да мы засыплем их ягодами, пусть едят на здоровье, поправляются. Это же хорошего кисельку или компоту больному сварить можно. И с молоком можно кое-что устроить, да и простынь расстараться и других вещей для них. Вот я подговорю своих женщин, так мы это сейчас наладим.
— Вот это разговор, тетка Матруна.
Мирон проводил ее из лагеря. Неожиданно спросил:
— Так как же будем с приказом Дубку? Отдавать или нет?
— Ах, Мирон Иванович! Смеешься ты надо мной. Ну, наговорила я тебе тут всякой чепухи, о чем не стоит и думать в нонешнее время. Да сколько времени у тебя отняла. За все это прости меня… А что обещала, сделаю. Тут ты можешь не сомневаться.
— А я и не сомневаюсь, знаю же вас не первый день.
Они расстались хорошими друзьями.
Тетка Матруна сдержала свое слово. Такую развернула деятельность, что, пожалуй, не было ни одной женщины в зоне, которая не заботилась бы о партизанском госпитале.
Мирон, проводив тетку Матруну, слегка отдышался и, подставив под теплый июньский ветер потное лицо, подошел к ведру с водой. Сбросив гимнастерку, вылил на себя несколько кружек воды.
— Что ты полощешься, как утка? — спросил Астап.
— Видишь, вспотел!
— Диво ли, от нее взмокнешь… Не баба, а скипидар…
* * *
Почти со всех сторон подступы к зоне батьки Мирона прикрыты болотами и заболоченными лесами — забраться в эту зону или перебраться через нее в другие районы было для немцев делом довольно тяжелым. Но километрах в десяти от города начиналась песчаная возвышенность, тянувшаяся километров на тридцать — сорок в глубь партизанской зоны. Она подходила к реке узким клином, затем постепенно расширялась и в некоторых местах доходила километров до десяти в ширину. Шумел на ней вековечный бор, который кое-где перемежался березовыми рощами и дубняком. Через эту возвышенность и пробирались иногда немецкие отряды в зону батьки Мирона и в другие районы. Обычно они переправлялись с другого берега, как раз напротив кручи, от которой начиналась возвышенность. Пробовали они наезжать сюда из города и на двух-трех лайбах — лодках, которые буксировал небольшой пароход.
Партизаны ставили и на холме и в самом месте высадки пехотные и противотанковые мины, но немцы, раза два напоровшись на них, стали более осторожными и быстро обезвреживали партизанские мины.
Тогда Дубок предложил Мирону преподнести немцам такой сюрприз, который надолго отучил бы их лазить через холм.
Уже неделю Дубок с группой партизан жил в зарослях кустарника неподалеку от берега реки. Целый день он шнырял на челне по реке, ходил по перекатам, нырял, присматривался к песчаному дну, кое-где расставлял еле приметные вешки.
Сюда же, на холм, доставили три авиабомбы, которые когда-то не взорвались при бомбежке шоссе. Как запасливый хозяин, Дубок припрятал их в свое время в лесных своих тайниках, и теперь они как нельзя лучше подходили для выполнения его плана. А замысел Дубка был очень прост: он решил поставить донные мины на реке.
Несколько дней подряд копался Дубок в речном дне, выбирая более удобные места для установки мин. И вот наконец они установлены: две по фарватеру и одна, самая крупная, в глубоком омуте под кручею, куда обычно причаливал немецкий пароход. Мины хорошенько завалили камнями, чтобы их случайно не смыло течением. К каждой мине протянули удачно замаскированные провода, концы которых спрятали в прибрежных кустах.