Незабываемые дни

Девушка на минуту смешалась. Она глянула ему в лицо. В ее серых с сининкой глазах он прочитал сначала нечто похожее на удивление. Потом они словно заискрились огоньками, тепло которых он сразу почувствовал на своем лице. А она, широко улыбнувшись, проговорила, обращаясь и к нему и ко всей палате:

— Смотрите, заговорил наш молчун… Вон теперь ты молодчина, ну совсем молодчина… Сейчас мы умоемся, и пора завтракать…

Она тут же поднесла жестяной тазик с чистой водой и свернутым мокрым бинтом начала обтирать ему лицо, сухие, запекшиеся губы.

— Я сам…— слабо сказал он, и ему показалось, что слова эти долетели откуда-то издалека.

— Нашелся мне герой! — с ласковой насмешкой проговорила она.— Это, братка, еще не в твоих силах, это тебе еще не прописано. А ну, ну, не слишком шевелись, это тебе тоже запрещено.

Она командовала им, и он охотно слушал ее команду, которая казалась ему похожей на ласточкин щебет под окном. А вокруг топчана уже толпилось несколько ходячих больных. И хотя они привыкли к разным болезням и никакие раны не были им в новинку, все же интересно посмотреть на незнакомого. Никто до сих пор не знал, что он за человек. Они бы и расспросили его теперь, если бы не эта строгая девчина в белом халате, сердито отгонявшая их:

— А ну, отойдите! Можете идти на улицу, нечего тут отираться, только мешаете.

Ей подчинялись. Видно, чувствовала она себя в палате полной хозяйкой.

Еще недели полторы пробыл Слышеня в госпитале.

17

Соколич ходил в приподнятом настроении. Уже недели две, как партизанский аэродром начал действовать и за это время принял несколько самолетов с Большой земли. В Москву отправлена значительная группа больных и раненых, которым невозможно было в партизанских условиях оказать квалифицированную медицинскую помощь, особенно хирургическую. Отослал Соколич и подробный отчет о партизанских делах, послал груду немецких документов, добытых в гитлеровских штабах и у пленных, а также книжечку, присланную из типографии минскими подпольщиками. Из Москвы была получена значительная партия оружия, особенно автоматов и разных боеприпасов, в том числе взрывчатки. Москва прислала газеты, литературу, несколько небольших раций, передвижные киноаппараты. Уже многие партизаны и местные крестьяне просмотрели несколько новых кинокартин и хронику фронтовой жизни. Документальный фильм о разгроме гитлеровцев под Москвой хотя пришел и поздно, но стал таким популярным среди зрителей, что в штаб прибывали делегации из далеких деревень с просьбой привезти им картину, в которой показывается, как по-настоящему били фашистов под Москвой.

— Вишь как брехали фашистские газеты, что уж конец Красной Армии.

— Слушай ты их, пустобрехов!

— Видел, как лупили фашистов и в хвост и в гриву!

— Что там и в хвост и в гриву? — вмешался дед Пранук, не пропускавший обычно случая высказать и свое авторитетное слово.— Это им, немцам, только начало, самые, так сказать, заручины. А свадьба еще впереди.

— Не собираешься ли и ты, дед, за немца браться?

— А что ты думаешь? Ты мне хоть самого Гитлера подсунь, я ему сразу дам порядок.

— Ну вот видишь! Подсунь ему… Этак и твоя Палашка, если подсунь ей, уполовником может изувечить его.

— А, что мне с вами разговаривать, с насмешниками… Пошли, Постебунчик, поговорим о немецкой ситуации, не с этими же молокососами болтать нам.

Дед любил вставить в свою речь мудреное слово. Про ситуацию Пранук не раз слышал от Соколича. Правда, когда он попробовал впервые употребить это слово, то и сам был не рад. Случилось это тогда, когда на приказ Соколича запрячь в повозку лошадь, дед Пранук важно ответил:

— Так что ситуация не позволяет, товарищ командир.

— Какая же у тебя ситуация?

— Хуже не может быть. Второй день животом мучаюсь. И черники сушеной Палашка давала, и отваром каким-то поила.

— Ну и что?

— А ситуация не проходит.

Тут все, кто слыхал этот разговор, разразились таким хохотом, что дед Пранук даже обиделся;

— Смешного здесь мало, с каждым такое может случиться.

— А ты бы к доктору сходил со своей ситуацией.

— Был.

— И что он сказал?

— Говорит, ничего страшного. Пройдет, говорит, твоя ситуация и сама…

Дед Пранук долго думал о том, почему так смеялись над ним. Ведь он сам читал в газете, что ситуация у немцев такая — хуже быть не может, вот и у него с животом дело дрянь.

Чтобы помочь деду одолеть его ситуацию, Соколич дал ему целую четвертинку из тех подарков, которые прислала Москва на самолетах.

— Это специально для тебя прислал Центральный штаб.

— Вот это штаб так штаб, это я понимаю. Обо мне нашли время позаботиться.

Гордости деда не было конца. На целый месяц ему хватило рассказов о четвертинке… специально присланной ему из Москвы.

— Смотри, братец, такие важные люди, как Ворошилов и Пономаренко, обо мне тем временем не забывают. Ты это понимаешь? — уже серьезно спросил он Постебунчика, с которым с недавних пор очень близко сошелся и стал его лучшим приятелем.