Незабываемые дни

— Какой из меня подпольщик? В первые дни войны побыл немного, а потом ушел из города. Там такое началось, что не разбери-бери…

— Более конкретно…

— Ну, провалы, провокация. Я человек неопытный в делах конспирации, да не гожусь на какое-нибудь серьезное дело. Мне и посоветовали выбраться из города.

— Теперь расскажите, зачем и когда вы появились в бывшем отряде Свистуна?

— Я несколько раз был в этом отряде.

— Мы знаем, что вы целыми днями и ночами пьянствовали со Свистуном.

— Какое там пьянство? Я сам почти не пью. Но не отрицаю, что бывший командир отряда любил выпить, и иногда не в меру.

— А кто подбивал его срывать боевые приказы, настраивал против обкома, против партизанского командования?

— Откуда я могу все это знать? Я заходил несколько раз к нему не как к командиру отряда, а просто так, чтобы в свободное время поговорить. Все же под его началом была моя сестра. Я не знаю, к чему вы клоните? Я должен искренне сказать, что покойный Леонид Помпеевич, извините, этот негодяй, действительно временами был чем-то недоволен, даже ругал руководство, но разве я мог что-нибудь исправить?

— И вас совсем не беспокоило, что на ваших глазах пьяный самодур убивает невинных людей?

— Хорошее дело — невинных. Они отравили несколько человек, разведчиков отряда.

— А каким образом ампулы с отравой, от которой погибли разведчики, за неделю перед тем попали в ваши карманы?

Лицо Збыневского побелело и сделалось похожим на полотно. Он заволновался, платком вытер вспотевший лоб. И, пытаясь что-то сказать, все разевал рот, как выброшенная из воды рыба. Он отдышался немного, начал говорить, и видно было, каждое слово ему дается очень тяжело.

— Я… никому не позволю зачислять себя в преступники. Я жаловаться буду, добьюсь своего в Центральном Комитете.

— А вы не торопитесь со своими жалобами. Вот послушайте лучше одно показание: «…когда доктор после работы комиссии, которая по приказу Свистуна производила расследование всего дела и осмотрела кухню и землянку, где были вещи повара Парфеныча, показал нам вредные ампулы, которые были найдены будто бы в плаще Парфеныча, и сказал нам, что в этих ампулах был страшный яд, я прямо испугалась. Это было ужасно, так как такие же ампулы я случайно, ища спички, чтобы зажечь лампу, видела в кармане брезентовой куртки…» — вашей куртки,— обратился Соколич к Збыневскому, — но читаем дальше: «Это было за неделю до тех ужасных событий. Я так была поражена, что не хотела верить самой себе. Мне даже стало казаться, что я просто брежу, и я никому ничего не сказала. Я много думала потом, и многое вдруг встало передо мной в совсем новом свете. И я поняла и существо их разговоров с командиром, и мне стало ясно, почему он подтрунивал надо мной и посмеивался, когда я плакала над отравленными людьми. И я поняла, что Збыневский такой же враг, а может быть, еще и более лютый враг, чем сам Свистун…»

Збыневский нервно вертелся на лавке, как бы порываясь прервать чтение.

— Вот видите, видите,— зачастил он.— Сразу видно, откуда эта напасть идет на меня. Это милая моя сестрица старается. От этой дуры можно всего дождаться, она напишет вам все, что только вы ей прикажете, что вам будет угодно. Ампулы? И я не отрицаю их… Были у меня ампулы с йодом. Всегда ношу их с собой.

— Позовите сюда Тамару Збыневскую! — приказах Соколич одному из ординарцев.

Спустя минуту порог землянки неуверенно переступила Тамара.

— Небольшой вопрос к вам. Только вы не волнуйтесь. Вы не можете припомнить, какого цвета были ампулы?

— Ампулы я хорошо помню… Они были из светлого, прозрачного стекла.

— Во, во, во, я то же говорю! — встрепенулся Збыневский.

— Жидкость в этих ампулах была тоже светлая, прозрачная…

Збыневский сразу осунулся, будто кто-то прибил его гвоздем к лавке. Но тут же оживился и заговорил:

— Так, так, сестрица, отблагодарила за все мои хлопоты, за все мои старания. Без меня думаешь счастье добывать? Нет, не будет этого! Вот скажу товарищам, какие ты шашни с этим мерзавцем Свистуном заводила, они тебя по головке не погладят.

— Вы, Тамара, можете идти в свой отряд,— спокойно сказал Соколич.— И ничего не бойтесь.

Збыневский сидел угрюмый, старался ко всему относиться равнодушно. Допрос продолжал Бохан.

— Вы знаете, Збыневский, Зыбина? — спросил он.

Минутное молчание. Збыневский делал вид, будто силится что-то вспомнить.

— Зыбина… Подождите, подождите… Да, вспоминаю такого. Был такой человек в городском подполье.

— А кем он был там?

— Зыбин? Ага… Если память не подводит меня, слышал я, что был он членом Военного совета в городе, ну, как бы при горкоме.

— А имя и отчество его вы не помните случайно?,

— Откуда же мне все знать?

— Хорошо, тогда я напомню вам. Зовут его Микола Игнатьевич. Вы не находите немного странным такое совпадение имен?

— Что же тут странного? Мало ли бывает на свете таких совпадений. Наконец, мне не ясно, зачем вы спрашиваете обо всем этом?