Незабываемые дни

Все это произошло так быстро, что Збыневский, занятый своими мыслями, даже не заметил, кто вошел в землянку. Когда улеглось первое возбуждение и Слышеня сел на стул, Збыневский мельком глянул на него. И даже он сам не мог осознать того, что произошло с ним. Вначале он будто прирос к скамейке, как камень к земле. На миг возникло желание исчезнуть под этой лавкой, попытаться выскочить за дверь. А еще лучше, будь в руках нож,— всадить его по самую рукоять в грудь Слышене. Таким безмерно страшным было его появление. Страшным до того, что он, чуть не потеряв сознания, дико закричал на всю землянку:

— Люди, товарищи, да бейте его, стреляйте, это же подлый провокатор, иуда, христопродавец… Он продал всех вас немецким фашистам! Вяжите его!

Збыневский рванулся изо всех сил со сжатыми кулаками к Слышене, но конвоиры схватили его за руки, усадили на место. Он вертелся, бился, как эпилептик, брызжа слюной и бормоча что-то совсем несуразное. Наконец успокоился и расслабленно, неподвижно сидел на лавке.

Слышеня глянул на него — он заметил его и раньше, — тихо сказал:

— Оказывается, и мой старый знакомый здесь. Нельзя высказать, как жаждал я этой встречи, но, признаться, не надеялся, что так скоро увидимся. А ты напрасно, господин Зыбин, стараешься. Не стоит. Второй раз под немецкую пулю меня не поставишь. В чем, в чем, а в этом можешь быть уверен… Давно он у вас?

— Отдыхает уже недели две, пока проверяли материалы. А сегодня — первый день допроса,— ответил Соколич.— Кое в чем он признался, но еще упирается. Упирается в самом главном.

— Видимо, мои показания помогут ему быть более искренним, откровенным.

Збыневский сидел будто окаменевший. Для него стало ясно, что ему не выплыть из того глубокого омута, в который он попал.

Если раньше Збыневский извивался как змея и даже пытался разыгрывать роль безвинно оскорбленного, то теперь, после прихода Слышени, сдал все позиции и однообразно, монотонно вел свой долгий рассказ.

Он рассказывал обо всем. И сколько получал за каждого человека, выданного немцам, и как били его узники в тюрьме, разгадав в нем провокатора, повредили руку. И сколько у него помощников, кто они и где скитаются. Даже упомянул в своем рассказе чешскую дивизию, охранявшую одну из железных дорог. И там, в районе ее расположения, притаились два надежных его человека. Гестапо не ограничивалось только военной агентурой, оно посылало и штатских агентов в районы расположения некоторых частей, укомплектованных не немцами. Такой порядок ввели они после того, как участились случаи перехода к партизанам сербов, словаков, чехов, поляков, насильственно мобилизованных в немецкую армию.

Уже с месяц Соколич живо интересовался чешской дивизией; были у него кое-какие планы и соображения, связанные с этой частью.

— А военных агентов вы знаете в дивизии?

— Одного знаю. Но там их много. Возможно, мои люди связаны с некоторыми из них,— во всяком случае, старшего из них они знают, есть такой лейтенант Гросберг. Рота, где он служит, расположена в деревне, недалеко от железной дороги.

Наконец допрос закончили.

— Ну, что же будем делать с этим недобитком? — для проформы спросил Соколич, хотя заранее знал, каков будет ответ.

— Что делать? Приходится только пожалеть, что нет поблизости подходящей сухой осины: дед Пранук повырубал все на дрова для своей Палашки.

— Это не беда, для иуды осина всегда найдется…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

В тот день у Соколича были две крупные неприятности. Капуша арестовал Комара за своевольство. Не успел еще Соколич разобраться, в чем дело, как ему доложили, что Игнат Лагутька попал в плен к немцам при совершении железнодорожной диверсии. Серьезно ранен партизан из группы прикрытия, принимавший участие в диверсии. Утрата Игната Лагутьки так поразила Соколича, что он лично занялся расследованием дела, хотя это ничего существенного не дало. Хлопцы соблюдали все правила предосторожности, никто и ничем не нарушил дисциплины. Но факт оставался фактом: Игнат не вернулся, причем два партизана собственными глазами видели, как его схватили и повели гитлеровцы. Пробовали отбить парня, но где ты отобьешь, если гитлеровцев было человек десять, да и позиция у них удобнее, чем у партизан.

Соколич отдал приказ Бохану нажать на все педали разведки в районах железнодорожных гарнизонов и особенно в районе расположения штаба дивизии. Послали туда на всякий случай и несколько засад.

'Дело с лейтенантом Комаром было иного порядка. Вместе с Капушей Комар присутствовал на допросе Збыневского. Здесь он и услыхал о гитлеровском лейтенанте Гросберге, матером гестаповском агенте. «А почему бы его и не прихватить!» — подумал Комар.

Будучи человеком, не любившим откладывать задуманное в долгий ящик, он той же ночью подобрал группу смельчаков и произвел разведку в деревне, в которой размещен один из железнодорожных гарнизонов. И так ему повезло, что он застал Гросберга в обыкновенной деревенской бане.