Незабываемые дни

А Вера все кричала. Если в первый момент, очутившись в воде, она ощутила такую радость, что хоть ты пляши над этим омутом, то сейчас, когда прошло несколько минут, ее охватил самый обычный страх: а что, если у хлопцев опять какая-нибудь неувязка, так можно и погибнуть здесь, пойти на дно, держаться в одежде на краю водоворота очень тяжело. Цайт сделал уже полный круг, и стремительное течение снова несло его прочь от кустов. Вейс прилагал, видно, последние усилия, так как нырял все чаще и чаще. Нос лодки, на котором сидел Цобст, то погружался в воду, то показывался из воды, и Цобст то с ужасом закрывал глаза, втягивая голову в плечи, то вытягивал шею, как гусь, когда выплывал на поверхность реки вместе с лодкой.

И вот Вера вдруг заметила тех, от которых зависело спасение. Из лозняка, метрах в двадцати от них, вынырнули сразу два челна. На каждом — по два человека. Это были, видимо, обыкновенные крестьяне, возвращавшиеся с сенокоса, так как двое из них, не занятые веслами, держали в руках грабли. Челны быстро подплыли. Первого спасли Вейса, которому подали конец грабель и отбуксировали на берег. Следом за ним вытащили Веру, Цайта и Цобста.

Вейс так обрадовался неожиданному спасению, что, отрыгивая воду, которой нахлебался вдоволь, все повторял:

— Чудесно, чу-у-десно, чуде-е-сно!

Здорово напугался и Цайт. Отдышавшись и откашлявшись, он крепко пожимал руки крестьянам, которые Сказались тут в такой критический момент, «искренне, с пафосом говорил им:

— О, спасибо вам, большое спасибо, и от меня лично, и от всей нашей армии!

И ему вежливо ответили:

— Не стоит особой благодарности, не беспокойтесь слишком. Снимайте сапоги, они полны воды!

— О, спасибо вам! — И он бросился снимать сапоги, причем крестьяне оказали ему помощь да сняли заодно и портупею с пистолетом.

Он так был ошеломлен предыдущими событиями, что принял это как должную помощь, но все же сказал!

— Ну зачем, я сам… А ему уже говорили:

— Раздевайтесь да хорошенько отожмите одежду, неудобно же ходить в мокром. Отжимайте хорошо!

Один из хлопцев незаметно подмигнул Вере:

— А вам, фрейлейн, тоже не стоит мокнуть, идите вон туда, за вербу, да обсушитесь немного и амуницию свою хорошенько отожмите, ну, да не вас учить женскому делу…

На лице Веры появилось нечто похожее на ласковую улыбку.

— А теперь, господа офицеры, обогрейтесь немного возле огонька, а то уже вечереет, можно и простыть после холодной ванны.

Здесь только потерпевшие аварию заметили после всех тревог и волнений, что и в самом деле холодно. Над рекой плыли космы тумана, завивались клубами над омутом, цеплялись за ветки лозняка, повисали над водой. У костра, разложенного в крутом рву-промоине, все почувствовали себя довольно уютно, можно было подсушить белье. Однако делать это было не совсем удобно,— к костру подходила уже и Вера, и кавалерам пришлось в срочном порядке натягивать свою мокроватую одежду и досушивать ее на себе. Цайт нахмурился и начал подозрительно присматриваться к своим избавителям. Спросил по-немецки у Веры:

— Вы не можете сказать, что это за люди?

— Видно, косцы, теперь же как раз косовица…

Однако, когда спасенным вернули мундиры и портупеи с пистолетами, все подозрения Цайта рассеялись. Он обратился к косцам:

— Скажите, как же все-таки отблагодарить вас? Мы ведь не знаем, кто вы, откуда?

— Напрасно беспокоитесь. А если вам уж так хочется, сделайте это тогда, когда мы доставим вас в город…

— Ну что вы! Вы и так много сделали для нас. Мы сами доберемся, здесь недалеко.

— Нет, мы не имеем права оставить вас в таком положении. Подвезем вас на лошадях, лодка ваша подмокла, да и мотор испорчен.

— Ну, если вы такие любезные, пожалуйста. Как ни ехать, лишь бы ехать.

— Что ж, давайте поедем! — не то сказал, не то скомандовал парень, который перед тем подмигнул Вере, посылая ее обсушиться.

И действительно, в густом орешнике, в размытой когда-то весенними водами ложбине, нашлись лошади, которые были даже оседланы.

— Усаживайтесь, кому как удобней… Да не медлите!

Последние слова были сказаны далеко не так приветливо, как говорили с ними прежде. Цобст, вдев ногу в стремя, никак не мог изловчиться, чтоб перебросить другую ногу, и прыгал на одной ноге, обеими руками уцепившись в конскую гриву. Ему кто-то помог вскарабкаться на седло, дал в руки поводья.

— Теперь держитесь, господин Цайт, спокойно и не дергайте коня, он у нас норовистый.

— О, я не Цайт, я только Цобст, только Цобст…— поспешно проговорил он, боясь, как бы такое обращение к нему не оскорбило уважаемого шефа.

Только теперь Цайт понял, что он потерпел второе, куда большее и, видимо, последнее поражение. Из-за ближайших кустов выехало несколько всадников. Это, может, не удивило бы Цайта, уже привыкшего к неожиданностям, но у этих всадников, враз окруживших немцев, были автоматы, и держали они их наготове. Такой же автомат вдруг оказался и в руках парня, еще совсем недавно так ловко орудовавшего граблями, которыми он вытащил Цайта из воды.