Вскоре крестьяне могли видеть, как по дороге к запретной зоне гитлеровцы вели колонну узников. Слышались грозные окрики конвоя, плач женщин и детей. Несколько человек из колонны бросились бежать по луговине к речке, где зеленели кусты ольшаника. С яростным лаем помчалась вслед стая овчарок. Раздалось несколько торопливых выстрелов, и скоро все стихло. Людей загнали в землянки за колючей оградой. Вечерняя тишина снова воцарилась над околицами деревни.
Так возник Тростянец. Не деревня Тростянец, существовавшая давно, а концентрационный лагерь Тростянец, через который прошли сотни тысяч людей, прошли только в одном направлении: туда, откуда уже не возвращаются. Сентиментальные душегубы обсадили короткую проселочную дорогу от шоссе до лагеря молодыми тополями. Они так любили зелень и цветы, эти человекоподобные существа в черных мундирах, так восхищались своими клумбами, березовым штакетником возле служебного дома, на крылечках которого по вечерам раздавалась музыка: солдаты пиликали на губных гармониках вальсы и бравурные марши. Гармоникам вторила скрипка. И в тон этой музыке временами подвывали собаки, затосковав по фатерлянду.
Музыка доносилась до деревни, и у тех, кто слышал ее, скребли на сердце черные кошки.
Возможно, не только сентиментальность лежала в основе склонности гитлеровцев к цветам и зелени. Был здесь и свой узкий практицизм. Идя по зеленым аллеям и прислушиваясь к шелесту деревьев, пленники меньше думали о подлинной причине и конечной цели своего вынужденного путешествия из городов Европы: из Варшавы, из чешской Праги, из далекого Гамбурга. Ведь им говорили, что их везут на новое поселение, что им дадут здесь работу, которой не хватает для них в тех странах, где они родились, жили и работали. И многие шли сравнительно спокойно, не было особых эксцессов, как писали в ежедневных рапортах руководители эсэсовской службы.
Во время остановки возле деревянных складов черные мундиры проявляли исключительную заботу об узниках. Ведь сейчас лето, зачем таскать с собой теплые зимние вещи: шубы, пальто, шерстяные костюмы, валенки?
— Сдавайте на склад, сдавайте! Ведь это так удобно: бесплатное хранение. К тому же квитанцию легче держать при себе, чем тяжелую меховую шубу.
Конечно, и на работу неудобно ходить с золотыми вещами: часами, перстеньками, серьгами.
— Сдавайте, все будет цело, берегите только квитанции, не потеряйте.
И вот все сдано, карманы полны аккуратно выписанных квитанций, сданные вещи в полном порядке лежат на полках складов. Теперь можно наконец и людей разместить в подготовленных помещениях. Людей –загоняли за тройной ряд колючей проволоки, распределяли по землянкам, тесно набивали ими, как обычными вещами, застланные соломой трехэтажные нары.
Люди поняли, что это конец. И их не обманывали больше, не обещали ни работы, ни отдыха, не очень заботились даже о такой простой вещи, как стакан обыкновенной воды.
Тростянецкий лагерь был создан по замыслу Кубе, который когда-то приезжал сюда и лично выбрал для него наиболее подходящее место. А эту мысль не слишком вежливо подсказали ему по телефону из Берлина, из министерства самого Гиммлера. Гауляйтеру Кубе намекнули, что в прессу некоторых государств, таких, например, как Швейцария, Швеция, просочились нежелательные сведения из Минска. Если с русскими не следует особенно считаться и церемониться, так как они обречены фюрером на гибель, то приходится временно считаться с общественным мнением других народов, в том числе американцев и англичан,— это не лишнее при осуществлении великой миссии Германии. А поэтому нужно ликвидировать лагеря в черте самого города. Работу же, которую осуществляют такие лагеря, сконцентрировать где-нибудь в одном месте, подальше от человеческого глаза.
Прошел месяц со времени организации лагеря. Чтобы лучше познакомиться с результатами его работы, Кубе, в сопровождении начальника полиции Герфа и начальника эсэсовских войск, выехал для подробной инспекции лагеря. Он остался доволен проделанной работой. Как-никак за месяц переработано около ста тысяч человек, и, главное, без лишнего шума, без больших нарядов полиции и войск, которые приходилось вызывать обычно во время разгрома гетто.
Кубе осматривал склады, придирался, как надлежит высокому начальству, к отдельным мелочам. Задал взбучку начальнику лагеря за сваленные в кучу и не-рассортированные детские ботинки. Внимательно проверил все документы в специальной лаборатории, где зубное золото очищалось от остатков протезов и разных других примесей.
Сидя на веранде служебного дома лагеря, Кубе с удовольствием любовался местными пейзажами. Высокие сосны, под ними цветники, погожий солнечный день привели высокого начальника в лирическое настроение, и он завел разговор о том, что вся эта страна, где растут чудесные березы и суровые сосны, будет в скором времени ласкать глаз только немца.
— Все будет наше, и мы будем делать все, что захотим.