«Нет, нет… Не надо. Имею ли я право говорить? Возможно, полицай хотел лишний раз поиздеваться надо мной, хотел больно поразить, поэтому и сказал, что девушку убили. А может, она жива, может, она уже на свободе. Но у полицая не было особых причин лгать. Он ведь не следователь… Нет, не нужно говорить, не нужно нарушать душевный покой человека, лишать его радостных надежд».
Бохан заметил выражение страдания на лице Слышени и заволновался:
— Тебе, видно, нездоровится?
— Не обращай внимания. Просто бывают небольшие приступы слабости.
— Я помогу тебе дойти до твоей землянки. Хочешь, ложись на топчане.
— Не беспокойся, мне уже лучше.
— Ну, как хочешь… Еще раз прошу тебя: будет свободное время, поинтересуйся моими. Что же тебе еще сказать? Передай привет от меня своей жене, ты ведь обязательно встретишься с ней. Мы же знаем, что больница, где работала она, эвакуировалась без особых приключений.
— Передам и привет,— машинально ответил Слышеня.
И тут же почувствовал неловкость, так как соврал вторично. Нина Васильевна в Минске. Правда, он не видел ее. О ней сказала ему Люда в тюрьме. Но не будешь же обо всем этом рассказывать.
Они уже крепко пожали друг другу руки, собираясь расцеловаться на прощание, как в землянку вошел ординарец и доложил, что привел арестованных.
— Ну что ж, давай их сюда! — сказал Бохан и обратился к Слышене: — Может, хочешь посмотреть и послушать, если имеешь время? Интересное дело.
— Почему бы и не посмотреть, тем более что я теперь человек свободный, делами не занят.
В землянку с автоматом наготове вошел рослый партизан, за ним — со связанными руками два человека.
— Усаживайте их на лавку, вот здесь…— проговорил Бохан и тут же обратился к арестованным: — Имеете какое-нибудь дело ко мне?
Те сразу завопили. Особенно старался коренастый. Второй больше поддакивал и согласно кивал головой.
По приказу Бохана им развязали руки. Ясь Бродоцкий с видом победителя расправил могучие плечи. Он искоса глянул на своего товарища, очень непохожего на него,— сухого, костлявого, видно легкого и ловкого в ходьбе, с запоминающимся лицом, на котором выделялся тонко очерченный нос с горбинкой и серые, оловянного цвета глаза, наполовину прижмуренные под длинными белесыми ресницами. Небольшой синеватый рубец проходил наискось по щеке, пересекая правую бровь. Все обличье его чем-то напоминало сонную хищную птицу. Спугни ее — и она вскинет клюв и, перед тем как взлететь, глянет на тебя выпученными глазами.
— Ваши претензии и обиды,— сказал Бохан, приглядываясь к арестованным,— не имеют никаких оснований. Как мне известно, вы сопротивлялись, когда вас брали наши партизаны. Один из вас пустил даже в ход гранаты.
— О, то не наш, мы не имеем к нему никакого отношения.
— Не хитрите!
— Что вы, что вы, товарищ начальник… Мы действительно не знаем его, хотя он и сказал, что тоже идет с какими-то поручениями в ваш штаб. Возможно, он и погиб напрасно. И нас могли подстрелить,— ведь мы тоже думали вначале, что напали на полицаев, но мы скоро осмотрелись…
— Когда выхода уже не было?
— Напрасно шутите, товарищ начальник! Вы не знаете, как тяжело, когда тебя незаслуженно обижают…
— Кто из вас Гемдаль? — неожиданно спросил» Бохан.
—. Я есть Гемдаль…— испуганно вскинул голову горбоносый.
— Кто еще шел с вами?
Горбоносый на минуту замялся. На него бросил быстрый взгляд Ясь Бродоцкий.
— Как мы уже докладывали лейтенанту, с нами некоторое время шли два человека из отряда Костюшки.
— Их фамилии?
— Пшиборский и Хатур.
— А где они теперь?
— Это мы, товарищ начальник, не знаем.
— Я хочу получить от вас быстро ответ: по какой причине были убиты вами связные Пшиборский и Хатур?
— Боже мой, они живые, мы только позавчера расстались с ними…
— Выведите их! — приказал Бохан партизанам. Минут через десять в землянку привели Пшиборского и Хатура. Видно, конвоиры точно выполнили данные им инструкции, так что обоим задержанным и в голову не пришло, что они, по существу, арестованы. Они поздоровались с Боханом и Слышеней, не ожидая особого приглашения, уселись за стол.
— Я пригласил вас, чтобы уточнить некоторые вопросы с вами как с делегатами. Хочу спросить: во время пути вы не замечали ничего подозрительного, ну, кого-либо, кто следил бы за вами, пробовал идти вместе с вами?
— Нет, товарищ начальник, дорога была исключительно спокойная.
— Вы все время одни шли к нам или, может быть, к вам присоединялись и какие-нибудь знакомые или незнакомые?
Пшиборский бросил быстрый взгляд на Хатура.
— Нет, к нам никто не присоединялся, никто особенно не тревожил. Шли мы только двое, только двое.
— С вашего разрешения,— перебил его Бохан, — еще один вопрос. Вы не имели с собой никаких документов: шифровок, пакетов?.
— Нет, нет, товарищ начальник, никаких документов мы не имели.
— Вот и все, о чем мне хотелось расспросить вас, чтобы выяснить некоторые обстоятельства. Как вы отдыхали у нас, хорошо ли провели ночь?
— О, чудесно, чудесно. Мы не знаем, как благодарить вас за исключительное гостеприимство.