Незабываемые дни

— Конечно, я могу сказать о шифровке. Я молчал, чтобы не выдавать ее секретов случайным людям. Командование пишет вам, чтобы вы помогли ему боеприпасами. Нам очень нужны противотанковые ружья. Не мешало бы нам получить от вас и русские винтовочные патроны. А еще слыхали мы, что у вас есть станки для перекалибровки патронов, мы были бы так благодарны вам за такой подарок и, понятно, нашли бы чем отблагодарить…

Бохан смотрел на говорящего с брезгливостью и отвращением.

— Вы, признаться, удивили нас своим исключительным уменьем врать, так называемый Пшиборский. Каждое ваше слово — ложь, от начала до конца.

Молчание.

— Может, вы забыли свою настоящую фамилию? Пшиборский насторожился. Даже Хатур, который все время потел и вытирался платочком, бросил свое занятие и внимательно вслушивался в каждое слово.

— Так слушайте, вы, чтобы прекратить эту комедию, я назову ваши настоящие фамилии. Вы и ваш помощник присвоили фамилии честных людей, зверски убитых вами три дня назад в лесу, за пятнадцать километров отсюда…

Тот, кто называл себя Хатуром, неестественно вытянул шею, будто ворот его брезентовой куртки сразу стал тесен ему. Пшиборский молчал, опустив глаза и сцепив пальцы рук. Наконец он встрепенулся и, вяло подняв глаза, тихо сказал:

— Вы можете теперь наговаривать на нас все, что хотите, товарищ начальник…

— Дьявол вам — товарищ, господин Орлик! Ничто не могло поразить так Пшиборского, как одно это слово. Он до того растерялся, что не пытался даже отбить неожиданную атаку. А Хатур как поднял руку с платком, так и застыл на какой-то миг в этой позе.

— Ваша фамилия, Хатур? — неумолимо наступал Бохан.

— Я есть Гмысь, господин начальник… о, мой бог, пресвятая богородица…— застонал он и закачался из стороны в сторону всем своим тяжелым туловищем.

— О, пся крев, ты теряешь рассудок, гнилой окорок…— зашипел на него Пшиборский и, набравшись сил, уже не говорил, а кричал на всю землянку: — Я не позволю! Вы ответите за эту гнусную провокацию! Вы доводите людей до потери рассудка, превращаете их в животных…

— Не беспокойтесь, господин Орлик, за его рассудок. Он уже стал на место. Надеюсь, он станет на место и у вас.

Когда хлопнула за ними дверь, Бохан, улыбнувшись, глянул на Слышеню.

— Теперь я понимаю почти все,— сказал Слышеня,— Но откуда ты узнал фамилию этого человека?

— Бандита, ты хочешь сказать? К тому же и крупного диверсанта. Что же, это дело не хитрое. Шифровку к нам они перехватили у убитых ими связных. Во время задержания они не успели уничтожить ее. Не успели уничтожить и вторую, которая была дана этим бандитам и адресовалась, конечно, не нам, а известному тебе комиссару гестапо Гросбергу.

12

Стояло на диво погожее утро, одно из тех, которые бывают в конце августа, когда с поля свезено все до последнего снопа, когда громоздятся на лугах посеревшие стога сена, когда скворцы летают над полем большими стаями, а какой-нибудь телефонный провод от столба до столба так густо унизан ласточками, что даже прогибается под ними. Но они не щебечут, как весной, а сидят молча, спокойно, будто тихо советуются между собой о скорой дороге в далекие края. Росы по утрам такие холодные, аж коченеют босые ноги пастушков. Но поднимется солнце повыше, высушит студеные росы, обласкает теплом дороги, поля, и мало чем отличается августовский день от июльского. Только нет жары, нет пыли, тепло нежное, ласковое.

Укатанной дорогой между полем и лугом Василек и Пилипчик шли в лес. Гонялись друг за другом, боролись, дурачились.

Они свернули на лесную тропинку, где так приятно пахло можжевельником, грибами и перегнившей хвоей, по которой скользила нога. Попадались боровики, и мальчики спорили, кто из них первый увидел гриб. Иногда встречались настоящие богатыри,— Пилипчик, которого ничем не удивишь, и тот приходил в такой восторг, что, если бы не жесткие сосновые шишки кругом, прошелся бы на руках, колесом, вокруг такого чуда.

Так, играя и шутя, мальчики шли по длинному лесному холму, заросшему высокими мачтовыми соснами.

Глянешь на вершину — аж шапка с головы валится. Место это звалось в народе Горбахой. На склонах холма сосны редели, уступая место березам, дубам, а в самом низу, где протекала небольшая и тихая речушка, нашли приют орешник, крушина и разный мелкий кустарник. Орехов тут — не оберешься. Пилипчик с Васильком не устояли перед соблазном, и через несколько минут их карманы наполнились спелыми орехами. Не хотелось уходить отсюда, но мальчики торопились. Им нужно было попасть на другой берег речушки, где за широкими заливными лугами начинались болотные просторы с безграничными непроходимыми лозняками, карликовыми сосенками и такими же чахлыми, низкорослыми березами, из которых не вырубишь топорища. На более сухих местах серебрились заросли багульника. А где багульник, там и голубика. Теперь, видно, не время уже для нее, переспели ягоды, осыпались. А совсем неподалеку — одни кочки, тростники, трясина, зыбучие топи, едва-едва прикрытые редкой бледно-зеленой травкой.