Незабываемые дни

В кустах на берегу реки и на лугу за речушкой лежали трупы гитлеровцев. Силивон смотрел на них безучастным взглядом, ощущая неприятную пустоту в сердце. Сколько пришлось повидать за последний год подобных зрелищ, и сердце будто окаменело: ни жалости в нем, ни особой грусти. Что ж, пришли к нам, позарились на нашу землю — ну и получили, что нужно.

— Подбрасывай, подбрасывай, хлопцы! — сказал он, как бы стараясь избавиться от своих мыслей, которые только холодили сердце, бередили старые раны. Он повернулся, чтобы ловчей подставить второй бок под тепло, вздохнул.— Знаешь, Астап, думаю я, надо нам убрать их,— и показал глазом на мертвецов.

— Пусть лежат, черт их бери!

— Считал я тебя, Астап, умным человеком, да и теперь считаю… Пройдет день, второй, потянет ветерком с этой стороны,— не продохнешь. А вообще, если ты поразмыслишь, то они тоже, как-никак, бывшие люди-человеки. А как тебе известно, живому хочется по земле ходить, а мертвый в землю просится. Да что тут лишнее говорить…

— Вот так бы и сказал.

Неподалеку от ручья, где рос густой низкорослый березняк, чернело выгоревшее место с глубокими ямами, с множеством сухих безлистых березок, засохших, видно, во время пожара торфянища. Некоторые из них повалились и свисали по краям прогарины, другие еле держались с почерневшими суками. Мелкие ветки, видно, обгорели, истлели. В самый глубокий провал прогарины и стащили на березовых волокушах все трупы, присыпали их землей.

Уже стемнело, когда люди разошлись. Сумрак сразу ниже опустил небо. На близких тучах бледно розовели отблески догорающих пожарищ. Изредка слышалась приглушенная стрельба.

— Душа болит, Астап, — тихо, как бы про себя, проговорил Силивон.— Вот стреляют, а там мой сын Андрей, за командира. Что с ним… Но об Андрее я хоть каждый день слышу, а об Игнате сколько месяцев ни одной весточки. Тяжело, Астап…

Они пробирались болотами на остров. Шли осторожно, нащупывая ногами шаткие кладки, покрытые в некоторых местах скользкой и вязкой грязью. Начал моросить холодный, нудный дождь.

— Признаться, Астап, ненавижу я войну так, что и сказать трудно. Разве с моими ногами месить эту грязь? И мне, да и тебе сейчас самое лучшее забраться на печь да погреть хорошо старые кости. А где ты теперь до печки доберешься? Ты, может, смеешься, что я о таких вещах заговорил. Ты ведь знаешь, и меня война не обошла своей лаской: и семьи решила, и хаты решила… И ничего, кажется, мне больше не осталось, жизнь я прожил, еще один век вековать не собираюсь, чтоб не мешать молодым. И все же хочется дожить до того времени, когда люди наши положат конец войне, перестанут бояться ночевать в своей хате, когда родную хату не станут жечь другие, когда она станет настоящим милым гнездом для твоей семьи, для твоих детей.

— И когда на твоих детей перестанут охотиться с собаками, как на зверей,— добавил Астап.

Астап рассказал об утреннем приключении с Пилипчиком и Васильком. Силивон встревожился. Он любил мальчонку и привязался к нему. Василек для него не просто обычный ребенок, которому нужны присмотр и ласка. Этот мальчик единственное, что осталось от разрушенной семьи, что связывало Силивона с недавним прошлым, с жизнью, немыслимо богатой радостями и утехами.

Дальше шли молча. Поздней ночью добрались они до землянки.

13

Как ни трудно было отрядам Лагутьки и Шведа выбивать гитлеровцев из своей зоны, Мирон не посылал им подкреплений. Немцы пробрались с востока через небольшое болотце, пересохшее за лето. Кое-где они проложили деревянные гати. Видно, узнали о болотных островах и хотели добраться туда, чтобы захватить принадлежащий партизанам скот. Однако эта операция не очень тревожила Мирона,— он хорошо знал, что у немцев не было здесь крупных частей и они могли использовать только полицейские гарнизоны соседних районов. Гитлеровцам удалось сжечь две деревни. Они пытались пробраться дальше, получили кое-какое подкрепление, но продвинуться в глубь партизанской зоны так и не смогли: отряд Шведа все время сдерживал их. А когда на помощь пришел отряд Андрея Лагутьки, партизаны начали оттеснять немцев и полицаев. Мирон приказал уничтожить их, а если это не удастся, выгнать из зоны и разрушить наведенные гати.