Полковник отдавал приказы, и, прислушавшись к ним, майор понял, что положение действительно тяжелое. Полковник что-то сказал и капитану — «чистюле». Тот начал огрызаться, разволновался, покусывал губы.
— Я не принимаю вашего приказа, так как не подчиняюсь вам.
— Теперь не время говорить о подчинении. В такой обстановке, в которой мы с вами находимся, каждый подчиняется старшему по чину немецкому командиру.
— Верно, и я подчиняюсь именно немецкому командиру.
— Что вы хотите этим сказать, господин капитан?
— То, что вы слышите, господин полковник…
— Я прикажу сейчас же арестовать вас! — закричал выведенный из терпения Страмичка.
«Так его, так его, зазнайку-белоручку!» — невольно подумал майор, явно сочувствуя полковнику.
Неизвестно, чем окончилась бы эта стычка, если бы в дверь не ворвался перепуганный офицер с выпученными глазами, растерянным взглядом. Он завопил не своим голосом:
— Спасите! Бунт!
Полковник сразу узнал в нем офицера артиллерийского дивизиона. Разъяренный, он резко шагнул вперед:
— Что за сумасшедший вид у офицера?
— Простите… Там происходит бог знает что. Там настоящий бунт… Они совсем не слушают меня… Они стреляли по мне…
Полковник медленно отстегнул кобуру.
— Если вы сейчас же не вернетесь в дивизион и не наведете там порядок, я собственноручно расстреляю вас, как последнего паникера, как предателя на поле боя…
Офицер испуганно попятился.
— Вот что, майор! — обратился полковник к майору.— Положение у нас действительно тяжелое. Необходимо направить в город двух лучших мотоциклистов. Помощь требуется самая срочная. Затем я или вы, одним словом кто-нибудь из нас, должен будет с уцелевшими солдатами двинуться на известный вам мост в Горелом Лесу и приложить все усилия, чтобы не дать захватить его партизанам. Иначе нам будет плохо. Если захватят его партизаны, не смогут перебраться подкрепления. Остальные офицеры немедленно пойдут в дивизион, там, видимо, в самом деле не все в порядке. Вы понимаете меня, майор?
— Да, я понимаю вас, господин полковник…—с нескрываемой тоской ответил майор, не очень радуясь тому, что его ожидало.
Исчезли все сомнения, майор не мог ни в чем заподозрить командира. Он проявил распорядительность и выдержку, нагнал страх на труса офицера, что сделал бы в данном случае любой полковник-немец.
— Пойдемте к карте, господин майор! — позвал полковник.
Едва произнес он последнее слово, стены дома содрогнулись, вылетело со звоном несколько стекол, заколыхались черные листы светомаскировочной бумаги, один лист сорвался и упал на пол.
Все, кто был в комнате, поняли: произошло нечто непоправимое.
Неподалеку от штаба поднялась частая стрельба. Уже слышно было, как бегут по улице люди. Кто они: свои солдаты или партизаны — никто не знал. Несколько выстрелов раздалось под самым окном, на улице и во дворе школы. В комнату вскочил со двора перепуганный насмерть часовой. Он крикнул сорвавшимся голосом:
— Господин полковник, господин полковник, спасайтесь, там партизаны! — и в страхе замер на месте. Часовой боялся и полковника, который мог сурово наказать его за то, что он покинул пост без разрешения, и боялся партизан.
Слова солдата, который смотрел на офицеров, как бы ожидая от них спасения, вывели кое-кого из оцепенения.
Хватаясь за кобуру и кусая губы, капитан — «чистюля», будто задыхаясь, прошипел:
— Свет тушите, свет!
— Теперь это бесполезно…— спокойно ответил полковник.
А на крыльце школы раздавалась уже незнакомая команда, и все поняли, что там партизаны.
— Я приказываю, господа офицеры,— взволнованно и торжественно проговорил полковник,— во избежание напрасного кровопролития, сложить оружие…
Дверь с шумом открылась, ворвалось несколько человек.
— Руки вверх! — загремел властный голос, угрожающе звякнули затворы автоматов и винтовок.
Руки офицеров потянулись вверх.
— На, получай, проклятый чех! — истерически выкрикнул капитан — «чистюля».
Один за другим раздались два пистолетных выстрела. Капитан остервенело пытался вырваться, когда ему скрючивали руки. Партизаны не успели подскочить к полковнику, поддержать его,— он медленно осунулся на пол.
Майор, услыхав топот ног на крыльце, метнулся ближе к окну. Когда прогремели пистолетные выстрелы, он в животном страхе бросился в окно. Меткая партизанская пуля догнала его.
Бросились к полковнику, оказать ему первую помощь, но он был уже мертв.
Так погиб Вацлав Страмичка, которому не довелось увидеть завершения событий, участником которых он стал, стремясь отомстить врагу за унижение своей родины.
17
Отряд Байсака стоял километрах в семи к востоку от моста. Он оседлал полевую дорогу, которая вела на станцию от небольшого городка с довольно сильным полицейским гарнизоном. Неподалеку, на болотистой пойме реки, находился концентрационный лагерь — несколько десятков дощатых бараков, огороженных со всех сторон колючей проволокой, подсобные помещения, где жили солдаты эсэсовского отряда, охранявшего лагерь. По углам ограды поднимались вышки, на которых днем и ночью дежурили часовые с пулеметами.