Незабываемые дни

— Спасибо ему, что вспомнил. Разве он заболел, что вместо него работаете?

— А почему и не поболеть немножечко? Рабочему человеку и болезнь в отдых. Может, будут какие поручения Феде?

— Какие же могут быть к нему поручения у меня? — искренне удивилась девушка. — Разве только о бумаге… И то не поручение, а просьба: привезите бумагу скорей, а то на складе остается совсем мало.

— Не беспокойтесь, паненочка, бумага скоро будет…— как-то загадочно ответил он, помахав на прощание еще раз своей шапочкой и все стараясь заглянуть ей в глаза.

Лена видела, что таким же манером он пробовал заговаривать и с работниками экспедиции, когда принимал от них газеты, и тоже доверительно спрашивал у некоторых, а нет ли у них поручений к Феде.

Еще припомнилось Лене, что вчера ни разу не зашел в склад рабочий из типографии, тот, который в очках с железной оправой. Но всему этому она вчера не придала особого значения. И только теперь, после горького объявления, все вчерашние события начали вырисовываться в совсем ином свете. А в сердце росла и ширилась неясная тревога. Конечно, она ничего как следует не знала о самой газете, не знала никого, кто работал в ее редакции, кто печатал ее, кто рассылал неведомым ей читателям.

Драгош несколько раз спросил ее, что с ней, не заболела ли она. И наконец, уразумев его вопрос, она раздумчиво ответила:

— Боюсь, я немного застудилась сегодня. Осеннее солнце такое обманчивое, ему нельзя доверять.

Наступившее молчание снова нарушил Драгош:

— Посмотрите, какая девушка появилась на вашей улице. Я еще никогда ее не встречал.

Лена вскинула голову, присмотрелась: «Нет, не может быть… Она же давным-давно не появлялась в городе». И все же вскоре Лена убедилась, что это была Надя. Она, видно, заходила к ним домой и теперь шла обратно. Надя глянула мельком на Лену, на Драгоша и пошла своей дорогой. Лена видела ее взгляд, в котором были и готовая вырваться наружу радость встречи, и явное замешательство, удивление. Лена не могла ответить на взгляд девушки, не могла показать Драгошу., что знакома с нею.,

А сердце охватила такая сумятица чувств, что Лена невольно покраснела. «Боже мой, что подумает обо мне Надя, которую я так люблю, уважаю!»

Драгош заметил и краску на лице Лены и весь ее растерянный вид. Он тихо окликнул:

— Лена!

— Ну что? — резко отозвалась девушка и, уловив, как показалось ей, насмешливый взгляд Драгоша, проговорила совсем зло: — Чего вы хотите от меня?

— Не узнаю вас, Лена. И мне не хочется видеть вас такой.

— Попрошу вас оставить меня. Мне действительно нездоровится, и в таком состоянии я могу наговорить вам много разных неприятных вещей. Да и дом мой совсем близко…

— Не сердитесь, Лена, и напрасно не обижайте меня. Понимаю и ваши чувства и ваше настроение.

— Ничего вы не понимаете, Драгош, ничегошеньки.

— Может, и не понимаю. Но я хочу спросить вас, когда мы встретимся снова?

— После, после, Драгош. Теперь я ничего вам не скажу. Ни слова, ни полуслова. Прощайте.

Она торопливо подала ему руку и уже совсем другим голосом проговорила:

— Вы тоже не сердитесь на меня… Когда-нибудь вы поймете все-все…

Драгош постоял с минуту, пока пестрый платочек не исчез в густой тени вишенника. На душе у него стало немного веселей. В ее прощальных словах он почувствовал ласковые нотки. Странные создания девчата… И характеры как порох. Все, кажется, тихо, спокойно, и вдруг вспыхнет, взорвется, как бомба. И в глазах, полных небесной сини, вдруг засверкают такие молнии, что невольно ждешь грома. Подумал так и тут же упрекнул себя: ничего не стоят все эти слова, сравнения, когда речь идет о людях, которые каждый день ходят будто по лезвию бритвы, каждый день заглядывают в глаза смерти.

Он шел по улицам города и как бы по-новому видел многое из того, мимо чего раньше проходил совершенно безучастно: и ужасные бесконечные руины, и худые, изможденные лица людей, и грустные глаза ребятишек, и частые укрепления, и огороженные колючей проволокой уцелевшие дома, в которых разместились разные гитлеровские учреждения и комендатуры; и эти, нигде не виданные в свете заборы из сожженных кроватей и детских колясок, заборы, за которыми зеленели крохотные грядки; и, главное, бесчисленное множество разных объявлений и приказов, расклеенных на столбах, на обломках стен, на заборах, на специальных витринах. В конце каждого объявления, каждого приказа обязательные слова: за нарушение —, смерть. Разве не о смерти напоминают людям и виселицы на площади, на сквере… Почему же не видел ты, Драгош, всего этого раньше, а если видел, то почему равнодушно проходил мимо?

О многом передумал Драгош в тот день.

А Лену тем временем одолевали сомнения: идти ей домой сегодня или переночевать у знакомых? За один квартал от дома ее окликнул из-за забора мальчуган с соседней улицы. Видно, он специально поджидал ее.

— Он приказал тебе, чтоб ты не ночевала сегодня дома.

— Почему? — тихо спросила девушка.

— Об этом он не сказал. И тут же добавил:

— Мне кажется, не должна ты являться домой потому, что у вас был обыск.