Незабываемые дни

Тогда Ермаченко уволил ее с работы и одновременно договорился с биржей труда, чтобы ее вызвали для отправки на работу в неметчину. Весь этот коварный план потерпел неудачу. На другой день ему доложили, что девушка покончила с собой. Господин Ермаченко вначале испугался, как бы не разгневался высокий начальник. Хотел лично доложить ему обо всем, но, поразмыслив, решил пока помолчать. А сам Кубе ни разу даже не заикнулся о несчастной девушке,— из ежедневной сводки городских происшествий, которую давала ему полиция, он раньше Ермаченко узнал о ее судьбе. Более того: после этого случая Ермаченко стал пользоваться исключительным доверием гауляйтера, и это помогало ему избегать наказаний за разные проступки, в том числе и за растраты.

И теперь, когда Надя получила приглашение на прием, в голове у Ермаченко возникли свои планы. Как-никак Надя — сотрудница его организации. Если господин гауляйтер обратит на нее свое милостивое внимание, кое-что перепадет и ему…

Вечер начался довольно вяло. Гости слонялись по залам как сонные мухи. Ждали высокого начальника. Расфуфыренные дамы ходили с постными минами.

Некоторым из них Ермаченко отрекомендовал Надю.

Вдруг все гости примолкли и отступили ближе к стенам, чтобы расчистить середину главного зала. Послышался шепот:

— Гауляйтер, гауляйтер!

Действительно, в зале появился сам Кубе с женой и свитой своих ближайших помощников. Он поздоровался за руку с некоторыми «спадарами», остальных приветствовал поднятой рукой.

Ермаченко тем временем шептал Наде:

— Ну что вы спрятались за этим нафталинным старьем,— кивнул он головой на важных дам,— ваше место там, впереди! Не смущайтесь, не смущайтесь, давайте ближе!

На него зашикали, но здесь господин гауляйтер открыл рот, и господин Ермаченко весь превратился в слух.

— Сердечно поздравляю вас с праздником и от имени немецкого народа благодарю вас за чувства, которые вы питаете к нам. Мне особенно хочется сегодня порадовать вас: наши успехи на фронтах растут с удивительной быстротой. Еще неделя, другая, и мы с вами, господа, будет праздновать величайшую в истории победу.

Тут грянул такой «хайль», что нервная Анита испуганно вздрогнула, и Кубе сочувственно глянул на нее.

Гауляйтер хотел сказать еще что-то, но в зале появился ординарец и передал ему записку.

— Прошу извинения, господа, но государственные дела всегда на первом плане. Желаю вам бодрости и веселья.

Гауляйтер попрощался с присутствующими и ушел, а вместе с ним вышла и его свита. В зале сразу началось оживление. Грянул оркестр, и первые пары закружились в вальсе. Надя пользовалась на вечере исключительным успехом. Ее наперебой приглашали на танцы, угощали.

Все это быстро опротивело девушке. Если бы она могла, то ни на минуту не оставалась бы здесь. Но хочешь не хочешь, нужно до конца выполнить тяжелую обязанность и вести себя так, чтобы не очень выделяться из общей массы, не стать объектом насмешек и разговоров.

Она не на шутку испугалась, когда к ней подошел один из гитлеровских офицеров и заговорил как давний знакомый:

— О… и вы здесь, уважаемая учительница?

Надя растерялась: где, при каких обстоятельствах виделись они?

— Да, я здесь…

— Видно, у вас ничего не вышло со школой? Только теперь вспомнила Надя, что видела этого офицера в штабе чехословацкой дивизии, когда приходила туда со специальным заданием Соколича. И уже совсем спокойно ответила:

— Понимаете, не могла же я оставаться на службе там, где нет самых элементарных условий для работы…

— Т-так, пани, так! — И уже совсем доверительным тоном добавил: — Вы не знаете, видимо, что произошло потом в тех местах? Штаб был разгромлен, погибло много наших, убит и командир дивизии.

— Боже мой, как же это? — удивилась девушка.

— Мне, знаете, просто повезло. Я выбрался оттуда за два дня до трагических событий.

— Представляю, как это было жутко…— сочувственно проговорила Надя.

— Конечно, как всегда в таких случаях. Партизаны не знают никаких ни божеских, ни человеческих законов.

Надя вспомнила, как перед ее поездкой в штаб ей сказали, что туда приехал офицер связи, специально прикомандированный к гауляйтеру, и что ей нужно быть исключительно осторожной.

Услыхав о партизанах, зашевелились и «спадары». Началась целая дискуссия. По-разному оценивалась партизанская опасность, но все сходились на одном: нужно всячески помогать германским властям уничтожать партизанскую заразу. Особенно усердствовал господин Козловский:

— Подумаешь, партизаны, партизаны! Обычное явление войны, которое всегда оказывает нежелательное влияние на общество. Дезертирство, бесчинства преступных элементов. Пробуждение звериных инстинктов.

— Что же делать, наконец, с озверевшими бандитами?

— Что делать? Больше пеньковых галстуков! Кстати, я хочу порадовать вас. Мной получено для публикации приятное сообщение, которое…

— Интересно, какое же?

— В завтрашних газетах будет опубликовано о разгроме штаба известного и довольно надоевшего всем… ну кого бы вы думали? Самого, понимаете, самого Заслонов а!…

Все, кто был в зале, молча переглянулись. Потом кто-то крикнул «ура», кто-то завопил «хайль».