Незабываемые дни

Не однажды ездил Соколич с аэродрома в столицу, ему до мелочи знаком каждый километр пути. Но теперь он видел много нового для себя. В некоторых местах к шоссе подходили противотанковые рвы. Ощетинились стальные ежи, тянулась ржавая паутина колючей проволоки.

Надолбы и стальные ежи попадались и дальше, на некоторых площадях и улицах. Соколич с болью замечал изменения, принесенные войной. С волнением присматривался к следам бомбежек. Но его не покидало чувство гордости,— народ отстоял от проклятого врага столицу, сберег ее, отстоял. Стоит Москва, как стояла, целы ее улицы и кварталы.

Город будто притих, набираясь силы, чтобы наконец размахнуться со всего плеча и навсегда рассчитаться с врагом, который еще не оставил своих зловещих замыслов. Суров город. Совсем по-фронтовому выглядят артиллерийские зенитные установки на площадях и скверах. А огромные аэростаты заграждения, притаившиеся на бульварах, напоминают фантастические существа, прирученные человеком. И совсем фантастически выглядят' некоторые городские площади с раскрашенным для маскировки асфальтом. Этот же камуфляж изменил вид некоторых домов, придал им мрачный, неприютный вид. С огромных плакатов на стенах домов бросались в глаза строгие буквы слов: «Что ты сделал для Родины?»

Года полтора не был Соколич в Москве. С особенным интересом присматривался он к уличному движению, к домам, магазинам, афишам и разным объявлениям. Как всегда, спокойно, неторопливо, с чувством собственного достоинства работали дворники. Из хлебных магазинов и лавок выходили люди с черным и белым хлебом, с сушками, сухарями. Никаких очередей не было. Работали кинотеатры. Афиши сообщали о новых постановках.

Соколича поместили в уютном, хотя немного и холодноватом номере огромной гостиницы. Очень хотелось спать, но разве заснешь, если десятки знакомых, близких заполнили номер. Бесконечные расспросы, воспоминания, рассказы. И так до позднего вечера, пока один из приятелей чуть ли не силой начал разгонять гостей.

И вот все ушли. Тихо в номере. Тихо и в гостинице.

Проходят по улице редкие машины. Патрули спрашивают пропуск у запоздавшего человека, четко отбивает шаг какая-то воинская часть. Аккуратно отсчитывают часы кремлевские куранты. Рядом Кремль.

Мысль о Кремле волнует. Ведь здесь сердце страны, ее мозг, ее разум, здесь правительство, Центральный Комитет партии, Штаб обороны. День и ночь стоят они на страже Родины. Отсюда видно все, что делается и в далеких белорусских, смоленских и брянских лесах, в степях Украины, под Сталинградом. Здесь планируются удары по врагу, отсюда идут приказы армиям и фронтам, отсюда получают приказы и партизаны —, крымские, новгородские, ленинградские…

В окно видны серые ночью кремлевские стены, очертания кремлевских дворцов. В тусклом лунном свете темнеют громады аэростатов воздушного заграждения. Как сказочные часовые, они охраняют, стерегут город. Уличные светофоры прикрыты длинными козырьками. Такие же козырьки на автомобильных фарах. Карманные фонарики патрулей горят едва приметным вблизи синим светом. Город притих, заснул. Но Соколич знал — не все спят в примолкшем, неосвещенном городе. Пройдись возле затемненных фабрик, заводов, и ты почувствуешь, как в обычном рабочем гуле дрожат их стены. На затемненных путях станций и вокзалов лязгают буферами вагоны, попыхивают паром неугомонные паровозы. Их веселые гудки бодро вырываются из влажной темноты. Они как бы кличут тебя в далекие просторы, откуда пришли или куда по* мчат снова ночью.

Одна за другой роились в темноте мысли, отгоняли сон.

Через полуоткрытое окно доносились звуки артиллерийской стрельбы. Вначале громкая, она стала постепенно затихать. Видно, где-то за городом пытались пробиться фашистские самолеты. Их отбили и, чтобы не создавать лишних забот людям, не объявили воздушной тревоги. Снова стало тихо. Только куранты отбивают время, но отбивают почему-то так глухо, что не разберешь, какой же теперь час.

Какой же теперь час? Слышно — на улице шаркают метлы. Это дворники принялись за ежедневный утренний туалет своей улицы. Спит Соколич и видит во сне, как выстроились в шеренгу косцы как дружно, в лад посвистывают косы в траве. Только и слышно: шшах… шах… шшах… шах… Это ж партизаны помогают селянам заготовлять сено. А луга, луга! Аж до самого горизонта раскинулись их просторы! Медовые запахи цветов и трав струятся в воздухе, наполняют грудь, кружат и дурманят голову. А солнце все выше и выше. Подсыхают травы, трудней и трудней становится косцам. Еще немного, еще немного, тогда можно и отдохнуть. Когда намахаешься косой, хорошо спится под духмяной копенкой. Как хорошо спится…

Сладок сон после хорошей усталости.

2

Взглянув, проснувшись, на часы, Василий Иванович не на шутку испугался: одиннадцатый час! Никогда не приходилось ему так поздно спать. Спал бы, видно, и еще, если бы не телефонный звонок, от которого даже задребезжал стакан возле графина с водой.