Незабываемые дни

Вспомнив, что его ждут еще сегодня некоторые дела, Иван Иванович тихо вышел из костела, на минуту остановился на паперти, чтобы перекреститься на дверь, как подобало доброму католику, но поднятая рука безвольно повисла в воздухе, а сам он будто пристыл к каменному полу. Возле самой двери на стене костела белел лист бумаги, а на нем довольно крупные и такие знакомые буквы. Буквы заголовка газеты «Звязда». И те же знакомые слова: «Дорогие товарищи, поздравляем вас с великой победой под Сталинградом!» Да, заголовок, воззвание и подпись под ним: горком партии,— все то же самое. Но это была новая газета, с другим текстом, лишь передовица осталась прежняя. Значит, как выходила, гак и выходит ненавистная газета, редакцию которой несколько месяцев жадно искал Иван Иванович.

Ему показалось — на серой стене костела вырисовывается фигура человека, неподвижная, словно неживая. И только глаза горели таким нестерпимым блеском, что, кажется, прожигали до самого сердца,— глаза человека, произнесшего слова: «Газета выходила и будет выходить…»

Иван Иванович перекрестился. Его запекшиеся губы прошептали:

— О боже праведный! Где же сила твоя, чтобы уничтожить всех врагов моих…

Боязливо оглянулся по сторонам и, согнувшись, подняв воротник пальто, заспешил с паперти на площадь. Падал густой мокрый снег. Стояла оттепель. Под ногами хлюпала вода. Кругом мокро, неприятно.

6

Стояли последние дни апреля.

Весна входила в свои права. Почки на тополях так набрякли, что ветви деревьев утратили свою зимнюю прозрачность. Днем на припеке уже дзинькали мухи, изредка залетали откуда-то с полей белые бабочки, хлопотали на деревьях трудолюбивые грачи, а вечерами над городским парком с пронзительным карканьем носились неугомонные стаи ворон.

Анита без памяти была от скромных букетиков подснежников и фиалок, за которыми она обычно посылала на рынок Галю.

— Ты только посмотри, какая прелесть! Вилли, это же весна, понимаешь — весна!

Но фиалки не могли согнать с лица Кубе выражение угрюмости. Он нюхал цветы и, чтобы отцепиться от жены, восхищенно говорил:

— Да, да, весна, моя дорогая!

Весна… Кому весна, а ему только лишние заботы.

— Как он там?

— Видно, еще спит…

Это о госте из Берлина. Собирался приехать сам рейхсминистр Гиммлер, но почему-то прислал одного из главных своих заместителей — человека средних лет, немножко полноватого для своего возраста. Важные движения, манера не торопиться с ответом, — видно, знает себе цену и старается нагнать еще большую.

Еще с вечера он долго разговаривал с Кубе. Не сказать, чтобы приятный вышел разговор.

— Я предупреждаю вас, уважаемый гауляйтер, все, о чем мы говорим, находится, так сказать, в плане возможного. Мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям. Конечно, наш любимый фюрер, наше командование принимают все меры, чтобы вновь взять инициативу в свои руки и не только взять реванш за Сталинград, но вообще окончательно разгромить русских. Но сами понимаете, война есть война. В такой напряженный момент тылы должны быть чистыми и спокойными. Ваша задача, уважаемый гауляйтер, добиться такого положения, чтобы земля, которой вы руководите, в случае, — ну, не хочется говорить об этом, но приходится, — если фронт очутится здесь,—чтобы земля эта была для солдата немецкой землей. Понимаете, чтобы он не боялся своих тылов, чтобы у него была только одна забота — о линии фронта. Понимаете?

Ясно, тут и дурак все поймет.

Весь день после завтрака был заполнен поездками. Побывали в тюрьме, навестили лагерь военнопленных и другие лагеря. Под вечер поехали в Тростянец. Гость заинтересовался местами массовых экзекуций. Поехали в редкий сосновый лесок километрах в двух от лагеря. Тут только что расстреляли более сотни человек, и эсэсовцы сбрасывали трупы в широкий и длинный ров.

— Отставить! — коротко приказал гость. Эсэсовцы переглянулись, но приказ есть приказ.

— Вытаскивайте трупы обратно! — отдал новое распоряжение чиновник. Затем он приказал коменданту немедленно привезти из лагеря несколько грузовиков дров.

Через час пылал ужасный костер. Горел огромный штабель из трупов и дров. Чиновник давал инструкции коменданту:

— Дрова должно привозить население ближайших волостей. Пусть завозят в один пункт, из которого уже ваши грузовики доставят топливо сюда. Посторонний глаз не должен видеть, что делается здесь. А чтобы лучше горело, можете употреблять бензин, нефть, смолу. Я отдам приказ, чтобы вам передали забракованные зажигательные бомбы, они дают высокую температуру. И чтобы ни одна кость не оставалась здесь. Все остатки измельчить трамбовками и вместе с пеплом рассыпать по полю.

Он так увлекся своим инструктажем, что забыл о гауляйтере. Тот стоял в стороне от необычного костра и удивлялся не тому, что видел, — чего только не довелось видеть ему,— его удивляло, что они уже вынуждены делать некоторые дела тайком. Ведь они делали здесь все, что хотели, никого не боясь… Если сейчас приходится прятаться, значит, в чем-то просчитался великий фюрер…

А чиновник спрашивал:

— Скажите, сколько людей прошли здесь экзекуцию?