Незабываемые дни

– Нужно немедленно будить! — решили часовые и стали, вначале довольно несмело, нажимать кнопку звонка. Унылое завывание сирены воздушной тревоги, расколовшей ночную тишину города, и этот звонок разбудили дом. Хозяева и гость вместе с детьми и многочисленными слугами, торопясь, еле одетые, выбежали из дома. Над городом гремели первые взрывы бомб, кое-где блеснули яркие вспышки света, а вокруг надрывались зенитные пушки и пулеметы. Едва успел Кубе со своим гостем и семьей нырнуть в небольшой бункер, земля содрогнулась так, что показалось, будто все гибнет и вот-вот обрушится на головы тяжелое нагромождение бревен и реек и навсегда похоронит их в сыром убежище. Земля задрожала еще сильней,— видно, бомба упала где-то недалеко.

Знатный гость сидел в уголке и, втянув голову в плечи, в смертельном ужасе, искоса поглядывал на скользкий потолок, готовый обвалиться на его голову.

Ждал и проклинал хозяев и самого себя, что согласился остаться в таком негостеприимном городе. Хотел было поделиться своими мыслями с Кубе, но не мог сказать ни одного слова. Зуб не попадал на зуб, и требовались огромные усилия, чтобы не выдать другим своей растерянности, своего страха.

Кубе решил успокоить гостя,

— Все будет в порядке, господин бригаденфюрер. Говоря между нами,— сказал он тихо,— это совсем неожиданно. Таких налетов давно не было.

— О-о, лучше бы их совсем не было, господин гауляйтер!

Но Кубе думал о другом. Крупный налет, видимо, связан с приказами и распоряжениями, которые привез посланец из Берлина. А если это так, утешительного в этом мало.

Наконец стало тише, постепенно смолкла зенитная стрельба. Еле-еле выбрались из бункера,— ноги ослабели, будто после долгой ходьбы. Осмотрелись. Неподалеку догорал довольно большой дом, суетились люди, слышалось громкое шипение воды, с треском падало перегоревшее перекрытие. Пожары бушевали еще на железнодорожных путях, огромное зарево придавало городу фантастический, сказочный вид.

— Я не завидую вам, господин гауляйтер, как постоянному жителю города… и как его руководителю…— угрюмо проговорил гость.

Из кабинета Кубе позвонил по телефону в несколько адресов. Ничего утешительного. Большие потгери на транспорте. На аэродроме уничтожено пятнадцать «юнкерсов», несколько повреждено. Одна бомба попала в дом, где помещались офицерские курсы.

Сообщали, что налеты совершены также на Гомель, Оршу и Брянск.

Утром Кубе встал с тяжелой головой, разбитый, с побледневшим лицом и синими мешками под глазами. Пошел в свой кабинет. Открыл окна. В комнату ворвался свежий майский воздух. Во дворе все полнилось солнцем и теплом. Из-под прошлогодней листвы в садике пробивались первые травинки. О чем-то вели свои споры воробьи. Заботливый скворец то и дело прыгал в скворечню со своей добычей.

И солнце, и тепло, и весенняя птичья возня отвлекали внимание от переживаний прошлого дня и ночи.

Кубе обрадовал бригаденфюрера, сказав, что договорился с ближайшим военным аэродромом о самолете для вылета в Берлин.

7

Они встретились вечером на обычном месте — глухой улице, недалеко от аэродрома, недалеко от дома Лены. Между редкими деревянными домиками тянулись длинные заборы, отделявшие улицу от садов и огородов.

Улица сухая, песчаная и на редкость малолюдная. Лена чувствовала себя здесь значительно свободней, чем на других улицах, где чаще можно встретить неприязненные людские взгляды. Однако она научилась уже внешне держаться спокойно. Всегда утешала мысль: когда-нибудь вы узнаете, что я совсем не такая, какой вы считаете меня.

Драгош был очень взволнован.

— Ты только подумай: пятнадцать «юнкерсов» как не бывало. Мы ведь рассчитывали только на пять. А налет так нам помог… Я, признаться, очень беспокоился вчера, когда парни подложили на самолеты маг-нитки. Ожидалась какая-то авиационная инспекция. Но все обошлось как нельзя лучше.

Лена слушала, радовалась. Наконец и она не стоит в стороне от великого дела, помогает ему чем может. И невольно вспомнилось, как обиделась она на Женьку, рекомендовавшего ей не уклоняться от знакомства с молодым офицером. Тогда она чувствовала себя оскорбленной таким предложением. Теперь ее отношения с Драгошем стали по-настоящему товарищескими.

Как-то незаметно Драгош и его товарищи стали оказывать услуги подпольному городу. Десятки запалов, потом ящики патронов, большая партия тола. Очень кстати пришлась американка — небольшая печатная машина. Женька так обрадовался. Лена не знала, каким образом Драгош выполнил ее поручение, как не знала она и местонахождение подпольной типографии, для которой нужна машина. Да и сам Драгош не знал, куда, в какое место пошла конфискованная им американка.

Слушая Драгоша, Лена гордилась им и радовалась за себя. Были и другие основания радоваться. Она узнала, что рота Драгоша готовится перейти к партизанам. Женька знал об этом и обещал отпустить ее вместе с чехами. Близилось осуществление заветной мечты: попасть наконец к партизанам, к Игнату.