Незабываемые дни

Во время блокады был серьезно ранен Астап. По поручению Мирона он ходил по деревням, предупреждая население о приближении карателей. Километрах в тридцати от бригады на него налетела конная эсэсовская разведка.

— Кто ты? — накинулись на него спешившиеся всадники.

— Вы же видите кто, селянин.

— Куда и откуда идешь?

— Да вот ищу корову, куда-то сбежала, а может, заблудилась. С самого утра ищу…

— Мы тебе поможем искать! — многозначительно ответили гитлеровцы.

Они старательно обыскали его. Но что можно найти у старого крестьянина, вышедшего в поле за своей сбежавшей скотиной? Единственным оружием, которое отобрали у него и бросили в кусты, был кнут. Это не помешало, однако, эсэсовцам крепко скрутить Астапу руки. Разведка поехала дальше, поручив двум конникам доставить пленного в штаб части. Спустя час Астап очутился в полусожженной деревне, стоявшей над рекой. Пленника привели на крутой берег реки, где стояла старенькая, покосившаяся кузница. Отсюда открывался широкий вид на заречную сторону. Вода уже спала, зеленели луга, более низкие, сырые места желтели сплошными коврами лютика. По вымоинам, по берегам мелких речушек и ручьев тянулись заросли ольшаника, лозняка, кудрявились ивы с не обсохшими еще после паводка нижними ветками. За лугами в синеватой дымке проступала каемка далекого леса. В трепетном мареве чернели кое-где поля, за которыми виднелись деревни.

Над самой кручей стояли три офицера. Один, пожилой, то и дело щелкал фотоаппаратом. Он снисходительно слушал разговор двух молодых офицеров и делал снимки с таким видом, будто выполнял важное государственное дело. Молодые забавлялись, все старались подстрелить аистов, круживших высоко в небе. Тут же, шагах в десяти, стояли и улыбались два солдата, льстиво посматривая на господ офицеров. Офицеры стреляли, видно, из их винтовок.

Когда конвоиры подвели Астапа, пожилой офицер мельком глянул на него, кисло поморщился:

— Ах, еще одного привели, ну сейчас займемся им. Однако везет нашим разведчикам, (скоро столетних начнут приводить.

Он был явно недоволен, господин офицер, высокий гестаповский чин, приехавший из Берлина провести инспекцию карательных частей,— опять отрывают его от любимой забавы. Другое дело, если бы арестованные чего-нибудь стоили, ну хотя бы походили на настоящих партизан. А то, видно, стаскивают с печи и приводят замшелых стариков. Пожилой офицер привез из Берлина и своего племянника, безусого офицера, стрелявшего сейчас по аистам. Племянник только что окончил специальную гестаповскую школу и должен был проходить здесь практику.

Инспектор еще раз глянул на Астапа, лицо его немного прояснилось, в глазах появилось любопытство.

— Ого! — Офицер подошел к Астапу, разглядывая его близорукими глазами.—Да это же патриарх местных лесов. И рост, и борода, а посмотрите на его плечи — настоящий богатырь. Сопротивлялся? — резко спросил он конвоиров.

— Нет, господин офицер…

— Оружие было?

— Нет, господин офицер. У него был только кнут.

— Та-ак. Партизан? — обратился он наконец к Астапу.

— Что вы, господин офицер, какой из меня может быть партизан?

И он рассказал офицеру историю с поисками блудливой коровы, которая повадилась, лихо ее бери, убегать со двора.

Обер-лейтенант, командир эсэсовского батальона, остановившегося временно в деревне, учинил короткий допрос:

— Есть ли партизаны в местных лесах?

— Почему же, есть… Кого-кого, а их хватает…

— А какие отряды?

— Всякие, господин офицер.

— А все же?

— Есть партизаны батьки Мирона, есть еще, которые заслоновцами называются. Всякие есть, разве припомнишь всех?

— Можешь провести нас к стоянке какого-нибудь отряда?

— Почему не провести, кабы знать только, где они размещаются. Они же нас, стариков, и в лес не пущают, нечего, говорят, без дела шататься по лесу, подстрелим еще, чего доброго…

— А из каких деревень партизаны?

— Да как вам сказать, больше пришлые, не здешние. Оно конечно, попадаются и местные, но эти очень таятся, не поймешь, то ли в партизанах он, то ли нет.

— Бросьте вы, обер-лейтенант, свой допрос. Разве не видите, с кем имеете дело? Мы лучше снимем его, это будет чудесный снимок, редкий снимок для наших журналов. Только развяжите ему руки, неудобно увековечивать его связанного. Представьте себе снимок* патриарх местных лесов ведет дружескую беседу в офицерами германской армии. Пусть и за границей кое-кто полюбуется, там немало мастеров расписывать всякие ужасы, якобы происходящее на этой территории.

Астапа развязали. Его снимали в разных позах. Снимали одного, потом в компании с господами офицерами. Инспектор из Берлина, передав аппарат племяннику, сфотографировался с Астапом.

— Веселей, веселей гляди, старый патриарх. О, так ты не рад нам, нашей власти?

— Как вам сказать, господин начальник. Никакой власти пока не видно… Война… А какая радость от войны нам, простым людям?

— Ну, ну, разошелся, старый философ. Война… — передразнил Астапа офицер, но голос его звучал довольно ласково.

— Как прикажете, господин начальник? Отослать его в гарнизон? — спросил обер-лейтенант.

Начальник поморщился: