Незабываемые дни

Это было сказано таким тоном, который не допускал никаких возражений. Что ж, не чужой человек, не враг. Пошла с ним. Вздрогнула, когда один за другим прогремели несколько взрывов.

— Боже мой, это, видно, машина! — невольно вырвалось у нее.

— Нет, дорогой мой товарищ, машины так не рвутся. Это куда более серьезно, чем любая машина. Вот, слышите?

Взрывы раздавались то и дело, но теперь уже куда тише, чем прежде.

— Я перейду на другую сторону улицы,— сказал он на перекрестке,— а вы идите, как идете. Видите домик возле старой березы? Зайдите туда и скажите тому, кто вас встретит, что вы пришли за примусом, который отдали в починку. Спросят, когда сдавала, ответьте, что сам дядька Андрей сдавал. Запомнили?

Она быстро вошла в маленький домик с сенями, накрытыми почерневшей фанерой и листами обожженной — видно, с пожарища — жести. Ее встретила бабулька, которая до этого копалась в огороде. Выслушала ее и, обтерев руки о фартук, привела в хату.

— Вот в этой комнатке и размещайся. Может, есть хочешь?

— Не хочу…— хотела было сказать «тетенька», но не решилась.— Не хочу, бабушка.

— Ну как хочешь… Захочешь спать, ложись тут, на кушетке, да не обращай внимания, если мои мастера стучать начнут, они как раз на обеде.

Действительно, Лена увидела через коридор стоявший в другой комнатке убогий слесарный верстак, а на полу груды разной посуды, ведер, примусов и других вещей домашнего обихода.

Долго не могла заснуть Лена. И не новое место и незнакомые люди, с которыми пришлось ей встретиться, были тому причиной. Ее волновали мысли о Драгоше. Что сталось с ним, какая судьба постигла этого человека? Страшная, видно, судьба…

Сотни разных тревожных вопросов вставали один за другим, но ответа не было. Давно уже настала ночь, а девушка все мучилась в догадках, предположениях.

4

На их след напали дня два назад. Гестаповцы не прекращали поисков редакции и типографии подпольной газеты. Каждый новый номер «Звязды» доставлял им немало хлопот: изучали шрифты, сравнивали их со шрифтами всех типографий, сравнивали размеры и сорта бумаги с бумагой, хранившейся на складах, на которой печатались официальные издания. Но все безрезультатно.

Один из гестаповских агентов, присматриваясь к шрифтам и сортам бумаги в небольшой типографии, арендованной у городской управы каким-то новоявленным предпринимателем, совсем случайно напал, как казалось гестапо, на верный путь раскрытия подпольной газеты.

Во время беседы владелец типографии пожаловался агенту гестапо на трудности, которые сами немецкие власти невольно создают людям, занятым полезным делом.

— Видите,— говорил он,— мы печатаем для вас и объявления, и афиши, и приказы, и листовки — одним словом, все, что вам нужно. Но как я могу справиться со всеми заказами, если немецкая власть не нашла ничего лучшего, как конфисковать одну из моих чуть ли не последних машин. Я имею в виду американку, взятую у меня месяца два тому назад.

Агент гестапо начал отчитывать хозяина типографии, его заявление назвал не чем иным, как злостной клеветой на немецкие власти, которые всегда соблюдают закон и не могут допустить беспричинных конфискаций, ибо они уважают частную собственность… И пошел, и пошел…

Хозяину типографии, чтобы как-то оправдаться перед защитником немецких законов, ничего больше не оставалось, как показать расписку о конфискации, выданную представителем воинской части.

Агент вначале не придал особого значения жалобе хозяйчика. Но его начальство взглянуло на дело совсем другими глазами и сразу заинтересовалось распиской. По штампу и печати легко установили, что квитанцию выдало командование батальона аэродромного обслуживания. Запросили командира батальона, для чего он брал печатную машину. Тот удивился: никаких машин он не брал, они ему просто не нужны. Заподозрить командира в обмане не было оснований, это был старый фашистский вояка, по частичной инвалидности переведенный на нестроевую службу. Поехали показать ему квитанцию. Он признал, что бланк действительно принадлежит канцелярии батальона, но он никогда не выдавал его, о чем свидетельствовала и подпись, не совсем разборчивая, но явно не его.