Незабываемые дни

Работники гестапо стали проверять по документам, имевшимся в штабе, подписи всех офицеров батальона. Нетрудно было установить, что подпись, хоть и сделанная неразборчиво, принадлежит не кому иному, как молодому командиру роты, состоящей преимущественно из чехов, да и сам их командир, Драгош Чепичка, был чехом. Гестаповцы схватились за секретные материалы, в которых давалась молодому офицеру подробная характеристика, ведь за ним и раньше внимательно следила гестаповская агентура. Из ее донесений было видно, что офицер несколько раз высказывал недовольство существующим в армии порядком, что он, судя по всему, не одобряет войны, относится отрицательно к своей мобилизации в армию, позволяет себе говорить перед солдатами вещи, которые звучат двусмысленно. Правда, явных доказательств какой-нибудь подрывной, преступной деятельности с его стороны в донесениях агентуры не имелось. Что касается несения службы, то командир батальона давал ему самую положительную характеристику, как исполнительному офицеру, не имевшему ни одного служебного взыскания.

— А эта квитанция?

Командир батальона разводил руками:

— Мне точно известно, что такая машина ему абсолютно не нужна и ее нет в роте.

— Плохо, господин подполковник, что вам ничего не известно. А известны ли вам некоторые обстоятельства личной жизни чешского офицера, в частности его весьма подозрительное знакомство с одной русской девушкой?.

— Об этом я знаю. Мои офицеры говорили, что это совершенно пристойная девушка. Мало ли кто из наших офицеров заводит знакомство с местными женщинами?

— Ну знаете, в наших условиях лучше, когда они заводят знакомство с непристойными женщинами. Это куда более безопасно, по крайней мере для нашего дела, чем эти пристойные… Вам известно, что девушка работает на бумажном складе в типографии?

— Слыхал…

— Слыхали, слыхали…— презрительно бросил старший гестаповец.

Это неприятное для командира батальона обьяснение происходило в девять часов утра. Гестаповцы приказали командиру батальона немедленно вызвать в штаб Драгоша Чепичку. Становилось ясно, что конфискация типографской машины имела непосредственную связь с существованием подпольной газеты.

Командир батальона позвонил в роту и приказал» чтобы к телефону подошел командир. Ему ответили* что его сейчас нет.

— Где же он?

— Он послал роту на учебную стрельбу, а сам поехал в город, но еще не вернулся.

Командир батальона стал серым. Он невольно глянул на график ротных занятий: никаких выездов, никаких учебных занятий ни в этот день, ни на протяжении всей недели. К тому же о каждом выезде, которые иногда поротно проводились, офицеры докладывали заранее.

Забегали гестаповцы, бросились сначала в роту, надеясь, что командир и в самом деле приедет туда* Но, кроме дежурного и нескольких солдат-немцев, присматривавших за ротным хозяйством, никого там не нашли.

Мобилизовали всю гестаповскую машину. Поехали в типографию на бумажный склад,— а вдруг офицер надумал прогуляться с девушкой по городу. Но заведующий складом ничего сказать не мог:

– К сожалению, она не явилась сегодня на работу, Видимо, заболела, так как она дисциплинированная работница.

Его окинули таким взглядом, что старик растерялся.

Поручив одному работнику выведать у старика все, что ему известно о девушке, гестаповцы поехали на ее квартиру.

Старый Красачка и брат Лены были на работе. Гестаповцы перерыли всю усадьбу, арестовали мать Лены и жену брата. Позже арестовали и старика. Брату, предупрежденному об опасности, удалось избежать ареста и перейти в подполье. А тем временем по заставам, по всем дорогам сновали гестаповские машины. Наконец гестаповцам удалось напасть на машину Драгоша, который не успел выбраться из города.

… Все теснее смыкалось кольцо гестаповцев и вызванной полиции вокруг машины Драгоша. Драгошу удалось несколько минут держать их на определенном расстоянии от машины. Он оборонялся сначала гранатами. Кончились гранаты, отстреливался из пистолета. Реже и реже становились выстрелы, нужно было беречь патроны. Драгоша хотели захватить живым. Чтобы оттеснить его от машины, гестаповцы подожгли ее, о чем после очень жалели: сгорел весь груз, который был в машине, а вместе с ним и те материалы, которые, по мнению гестаповцев, могли подтвердить преступные действия офицера и помочь найти следы подпольной газеты.

С первых минут окружения Драгошу стало ясно: ему не выбраться из тесного кольца черных мундиров. Сдаться — значит идти на тяжелую, мучительную смерть.

Все ближе ползли, подползали черные звери. Они на миг растерялись, когда прогремели мощные взрывы. Драгоша знал: прощаясь с аэродромом, его солдаты заложили мины в склады авиабомб. Взрывы будто укрепили силы Драгоша, вселили в душу тот мудрый покой, с которым люди идут на подвиг.

Когда со всех сторон бросились к нему черные мундиры, он выстрелил еще несколько раз, и два гестаповца осунулись на пыльную мостовую. В револьвере остались два или три патрона. Мелькнула мысль: нельзя рисковать, с последним патроном может случиться и осечка…

Он выстрелил еще раз. В себя.

5