Незабываемые дни

Началась бешеная погоня за собаками. Многие охранники выхватили револьверы, но где тут выстрелишь, если собаки рыскали между демонстрантами, подбегали к трибуне, носились вдоль толпы, согнанной на «праздник», и снова бросались к своему хозяину. Демонстранты трусливо хихикали, а в толпе слышался самый недвусмысленный хохот. На каждой собаке чья-то рука прикрепила/ по довольно большому плакату-портрету. На одном — Гитлер и подпись: «Адольф — собачий фюрер», на другом — Кубе с короткой подписью: «Гау-гау-гауляйтер». Над каждым портретом еще по надписи: «Собака едет на собаке».

Парад закончился полным конфузом. Позвав на трибуну Акинчица, гауляйтер распекал его за позорное происшествие, сорвавшее такое прекрасное торжество. Фюрер белорусских национал-социалистов оправдывался как мог,— это учинили диверсию, видимо, беспризорники, которые еще скитаются порой по глухим улицам и прячутся в недоступных подвалах и бункерах руин города.

Гауляйтер молча выслушал его оправдание.

— Только учитывая ваши былые заслуги, я прощаю вам этот позорный случай. Идите…

После пережитых волнений вождь белорусских националистов заболел и пролежал недели две, а выздоровев, развернул бурную деятельность. Он хотел поднять свои акции, неожиданно подмоченные его собственными собаками, обегал все комитеты и учреждения по борьбе с партизанами, писал статьи в газетах, печатал воззвания, декларации, читал лекции на разных курсах, начиняя фашистской премудростью слушателей полицейских и других школ, агитировал кого только мог и где только мог за вступление в шеренги его боевой партии. В погоне за ростом своей партии и поскользнулся неутомимый вождь.

Случилось так, что бургомистр одной волостной управы, личный знакомый Акинчица, позвонил ему по телефону и сообщил радостную новость. Он, бургомистр, организовал при волостной управе партийную ячейку, в которую вошло девять человек. На завтра назначено первое торжественное собрание ячейки. Есть все основания полагать, что, если приедет на собрание сам дорогой фюрер, в партию запишется еще человек пятнадцать. Фюрер был на седьмом небе от такой новости. До волостной управы недалеко, всего километров двенадцать. На всякий случай Акинчиц спросил, как ведется в волости борьба с партизанами и каковы успехи. Бургомистр ответил, что, к сожалению, местные работники избавлены от такой благородной обязанности, как борьба с врагами общественного спокойствия и порядка, ибо партизан у них совсем нет, а если они и попадаются, то лишь километрах в шестидесяти от их волости, к тому же в волости размещен сильный полицейский гарнизон, в котором также непочатый край работы по вербовке новых членов партии.

Акинчиц немного поколебался, но соблазн был так велик, что он дал согласие приехать. Он даже не сообщил гауляйтеру и другим властям о своем выезде: хотелось похвалиться неожиданным сюрпризом — за один день такие успехи. Позвав с собой человек семь самых близких своих людей, он выехал в волость на двух легковых машинах.

Прошел день, второй, а фюрер все не возвращался. Настал и третий день — фюрера нет. Наконец соответствующие власти спохватились, начались поиски.

Но что ни делали, каких мер ни принимали, фюрер исчез бесследно, а с ним и его соратники, и две машины, на которых поехали они в свое последнее путешествие. Стали искать бургомистра, а его тоже след простыл. От полицаев узнали, что действительно проезжали неподалеку две машины, что в лесу, километрах в пяти от гарнизона, слышны были приглушенные пистолетные выстрелы, но очень редкие и прекратились они быстро, никто им не придал никакого значения,— мало ли теперь стреляют в любом месте по любому повод}. В результате тщательных поисков удалось найти в лесу только шапку одного из помощников фюрера. Это было все, что осталось от штаба белорусской национал-социалистической партии и ее вождя.

Так окончил свой жизненный путь Акинчиц, который ловко служил в свое время польской дефензиве и не успел как следует послужить приютившему его гестапо.

8

Надя присутствовала на съезде представителей белорусской «общественности» и на параде, которым завершился съезд. Когда она, встретившись с Галей, подробно рассказала ей обо всех приключениях с собаками Акинчица, та весело, от души смеялась.

Надя рассказала сестре о вестях из родных мест. Девушки радовались, что отец награжден орденом Красной Звезды, что Пилипчик получил партизанскую медаль и ходит теперь, сорванец, задрав нос, а Василек считает его самым выдающимся героем на свете.

— Как хорошо, что наши люди и живут по своей воле и не поддаются немцам,— не раз перебивала Галя рассказ сестры.

Она страдала, узнав, как тяжело был болен отец, как изувечили гестаповцы ему руку. И совсем расплакалась, услыхав о гибели тетки Ганны и о судьбе, постигшей родную деревню и всех ее жителей.

Всхлипывая, говорила сквозь слезы: