Незабываемые дни

Наконец они, не считаясь с потерями, бросились на отчаянный штурм моста. Партизаны пустили в ход немецкие зенитные пушки и всю свою собственную артиллерию. Устилая трупами дорогу, гитлеровцы упрямо продвигались вперед. Наступили критические минуты, когда Мирон начал уже сомневаться — выдержит ли его бригада бешеный штурм гитлеровцев, которые количественно и по вооружению явно превосходили его силы. Вдруг поднялась сильная стрельба в тылу немцев. По грохоту моторов, который стремительно приближался и становился сильнее, Мирон догадался, что идут советские танки.

— Поддайте огоньку, хлопцы! — скомандовал он и приказал развернуть знамя бригады, готовясь к встрече с советскими солдатами.

Немцы, попав под двойной огонь, смешались и, поддавшись панике, бросились во все стороны, спасаясь бегством. Многие бросали оружие, машины, стремясь как можно скорей убежать с дороги и спрятаться в лозняке и мелком перелеске поймы.

А головной советский танк уже остановился перед мостом. Из люка показался лейтенант.

— Привет товарищам партизанам! Как мост?

— Цел, можете ехать.

— Большое вам спасибо, товарищи, что сберегли переправу. Ловите теперь душегубов, они никуда от вас не убегут.

Машина рванулась вперед, на мост. За ней вторая, третья… Танки прогремели по мосту и, вздымая густые клубы дыма, помчались по дороге на запад. Вскоре с востока подкатила большая колонна машин с пехотой. Около моста произошел короткий митинг встречи. Партизаны обнимались с солдатами, расспрашивали о последних новостях, угощались солдатской махоркой.

— Вот и дождались мы наконец вас, дорогие братья! Три года ждали этого праздника.

Солдаты с интересом знакомились с людьми, о которых большинство из них слышало только по фронтовым сводкам.

Машины двигались на запад. А через час-полтора сплошным потоком хлынули по дороге многочисленные части Советской Армии. Вместе с ними отправилась в поход и основная группа отрядов бригады под командованием Блещика. А партизаны, оставшиеся с Мироном, всю ночь напролет вылавливали немцев. Выковыривали их, как тараканов, из каждой щели, из лозняков и перелесков, из ближайшего к реке ржаного поля. Вместе с немцами попадали в руки партизан и разные предатели — бургомистры, полицаи, бежавшие от народного гнева. Ночью, и утром, и днем на лугу и в лесу слышались одни и те же немецкие слова: — Гитлер капут! Гитлер капут!

Прошел день и второй после того, как советские войска прошли на запад, а из лесов, из ржаных полей выходили все новые и новые вереницы немцев. Обшарпанные, голодные, группами и по одному они подходили к уцелевшим селениям и, заранее подняв руки, спрашивали, где сдаются в плен. Нередко пленных конвоировали женщины, подростки. Немало пришлось поработать в эти дни Пилипчику. Ехал парнишка обычно впереди колонны, чтобы показывать, как он говорил, фашистам правильную дорогу. И нужно было видеть, с каким важным и серьезным видом сидел он на коне. С медалью на груди, с новой красной лентой на шапке, он чувствовал себя если не маршалом, то, во всяком случае, командующим армией. Иногда останавливался, чтобы грозно скомандовать гитлеровцам: направо или налево — и таким суровым взглядом обводил ряды пленных, что иному из них в самый раз было выкрикнуть спасительные слова: «Гитлер капут! Гитлер капут!…» Встречные порой пробовали подшутить над ним:

— Эй, Наполеон, куда ведешь этих гадов? Взял бы да полоснул по ним хорошей очередью из автомата, вот бы меньше заботы и тебе и коню твоему.

За «Наполеона» не злился, а относительно автоматной очереди важно отвечал:

— Нашли что сказать… Мы в бою их били, а пленных бить не с руки, да и не приказано…

Особенно радовался Пилипчик и чувствовал себя на седьмом небе, когда встречался с советскими частями, шедшими на фронт. Случалось, это были новички, которые и гитлеровцев видели впервые. Смотрели они, дивились и восхищались ловким конвоиром.

— Где это ты, братец, их подцепил?

— Известно где… Там, где их берут в плен… Чтобы, однако, не подумали солдаты, что хлопец слишком выхваляется, он тут же добавлял:

— Это наши партизаны в лесах выловили, потому и конвоируем их.

— Неужто и ты партизан?

— Разве этого не видно? — вопросом на вопрос отвечал Пилипчик, красуясь на коне и погоняя его каблуками сапог.