Незабываемые дни

— В гетто? — И Кубе слышит в голосе Аниты новые, ласковые нотки. Она спрашивает его: — Извини, это последний вопрос. Адъютант сказал мне, что у них, в гетто, попадаются хорошие золотые вещи… Ты же знаешь, я тебе говорила, что наша Луиза, моя племянница, выходит замуж. Она ведь такая бедная, наша Луиза! Я надеюсь, ты бы мог взять там что-нибудь… было бы очень кстати послать ей хороший подарок к свадьбе!

Если не обещать ей, она еще долго-долго будет говорить о бедной Луизе.

— Завтра поговорим… Ну, обещаю тебе. Я же так хочу спать!

В доме тихо-тихо. Слышны шаги часового на улице, приглушенные голоса часовых во дворе, в садике, в вестибюле дома.

Настороженная тишина стоит над темными и молчаливыми улицами превращенного в руины города.

16

Уже дня три группа Вилли Шницке следила за большим аэродромом. Днем держались в лесу, где в глухих зарослях замаскировали «эмку». Ночью Вилли со своей группой подбирался к самому аэродрому, к границам его летного поля.

Вилли злился на своих растяп, злился на весь мир, что ему, Вилли, приходится работать теперь на собственный риск и страх. Связывало по ногам и рукам отсутствие радиопередатчика, отсутствие связи, директив, указаний. Куда лучше, когда хорошо знаешь, чего от тебя требуют, какую работу поручают.

Днем на аэродроме всегда людно. Небо полнилось рокотом моторов. Одни истребители приземлялись, другие поднимались в воздух. Ночью над летным полем стояла тишина, тут располагалась дневная авиация. Вилли как-то удалось ночью подобраться к месту, где стояли автомашины эскадрильи. Он поджег один грузовик. Но тут поднялось такое, что он и не рад был своей «работке». Чуть не попали в руки красноармейцев во время специальной облавы. Спасло ржаное поле, в котором спрятались, переждали опасность.

И вот они снова возле аэродрома. Лежат, спрятавшись в зарослях. Над головами темное июльское небо. Легкие тучки. Только кое-где сквозь тонкое сито тучек пробиваются редкие звездочки. В руках Вилли, Ганса и Макса ракетницы, в карманах наготове ракеты. Еще раньше, когда работал радиоприемник, им приказали помогать своей авиации выискивать советские аэродромы.

Молчат, прислушиваются к ночным звукам, к лесным шорохам, к противному крику совы в лесном овраге. С аэродрома временами доносятся шаги людей,— видно, сменяется караул. Проедет по дороге колонна машин с потушенными фарами, и снова все тихо, молчаливо, И вдруг откуда-то возникают новые звуки, которые сразу заставляют людей насторожиться. Звуки приближаются, растут, наполняют легким дрожанием ночной воздух. И еще тише становится на земле.

А звуки нарастают, приближаются…

— Наши, наши! — зачарованно шепчут диверсанты.

А на аэродроме тихо и глухо. Стоят неподвижно прожекторы, молчат пулеметы и зенитки.

Вилли, словно завороженный гулом своих самолетов, чуть не забыл подать команду. Но спохватился, приказал людям подготовиться.

Вот уже над самой головой знакомый долгожданный гул.

— Ракеты! — шепотом приказал Вилли.

В темное небо взлетели разноцветные огни и, рассыпая блестки искр, описывая светлые дуги в сторону аэродрома, медленно растаяли в воздухе.

— Еще раз!

И снова зажглись в небе огоньки пестрого фейерверка, и, пока опускались и догорали они, по земле метались темные тени деревьев, кустов и бесследно исчезали в темноте.

Каждый из тройки чувствовал порывистое дыхание другого. Вилли казалось, что сердце его вот-вот выскочит из груди.

«Когда же они?» — сверлила мозг неотвязная мысль.

А вокруг стояла мертвая тишина. Только в небе по-прежнему гудели моторы, но уже слабей и слабей. Еле уловимые звуки доносились оттуда, с востока, куда взяла направление воздушная эскадра.

Вилли в бессильной злобе распростерся на земле.

— Сволочи, кто им дал право не замечать моих сигналов? Они ответят перед верховным командованием, что упустили такую исключительную добычу.

Угрюмо молчали Макс и Ганс.

С запада снова послышались знакомые нарастающие звуки. В темени ночи шла на восток другая эскадра. Снова мелькнула, вернулась прежняя надежда.

Вторая эскадра летела ниже. Гудение ее моторов болезненно отдавалось в ушах. Вилли оживился и, поднявшись во весь рост, чуть не с отчаянием бросил:

— Пускай!

И едва взлетели ракеты, как откуда-то сбоку полоснула автоматная очередь и кто-то крикнул совсем близко, над самым ухом, так, по крайней мере, показалось Вилли:

— Стой, стой, гады!

Было некогда хвататься за пистолеты. Без команды, руководимые одним только инстинктом самосохранения, бросились диверсанты в глубину леса.

И тотчас же полоснула другая очередь. Воздух разорвал дикий звериный крик:

— А-а-а…

Вилли чуть не споткнулся о Ганса. Тот присел на корточки и, схватившись руками за живот, кричал, забыв обо всем на свете.

— Ты что? — спросил Вилли, на секунду наклонившись над Гансом.

— Спаси меня! Ранен…— едва вымолвил Ганс, не переставая кричать.