Незабываемые дни

В первые дни войны и Маслодуда и Красачка пытались выбраться из города, но так уж случилось, что дальше ближнего леса они не успели отойти и вынуждены были вернуться в свои дома. Целые дни проводила Лена во дворе, пытаясь заняться какой-либо домашней работой. Осторожно посматривала на улицу, по которой проходили немецкие солдаты-конвоиры с арестованными. Лена нервничала, изнывала от тоски. Многих знакомых в городе не было, успели заранее выбраться на восток. Отцу со стариком Маслодудой довелось недели три пробыть в немецком лагере. Хорошо еще, что их отпустили наконец домой.

Шустрой, непоседливой Лене никак не сиделось сложа руки. Она даже исхудала за эти дни: заострился нос, глаза стали еще глубже. И только русые косы остались прежние.

Девушка очень обрадовалась, узнав, что на квартире у соседа снова появился Игнат. Знала его как хорошего комсомольца, старательного слесаря, которого ставили в пример другим. Но какой же он неловкий, неуклюжий! Лена с интересом наблюдала за ним, когда он приходил, бывало, к ним в хату попросить какой-нибудь учебник. Она даже подтрунивала над ним:

— У меня, товарищ слесарь, не городская библиотека, обеспечивать вас книгами и учебниками.

Но книги всегда давала. Любопытно, как такой рослый, большой парень смущенно перелистывал книжку, изредка посматривая на нее, подбирая слова, чтоб не осрамиться перед девушкой.

— Спасибо вам, Леночка!

— Кому Леночка, а вам Елена Лявоновна!

— Пусть себе и Лявоновна… Но большое вам спасибо, товарищ Красачка!

— Ну вот еще, нашел Красачку! (Красачка— цветочек (белорусск.).)

Хлопец краснел, хмурился и нерешительно направлялся к выходу.

Если говорить правду, Игнат еще больше, чем Лена, обрадовался встрече. Русые косы давно не давали покоя хлопцу. А грозные события войны особенно сблизили людей.

Милые русые косы стали еще милее, а смешливые девичьи глаза — глубже, задумчивее. Теперь, когда встречались, уже не звенело прежнее, задорное:

— Как поживает уважаемый слесарь товарищ Лагутька?

Теперь она спрашивала просто:

— Что же мы делать будем, Игнатка? И он не знал, что ей ответить.

А жить становилось с каждым днем все трудней и трудней. Во время скитаний по городу Игнат случайно встретился с ребятами, известными ему по комсомолу и работавшими раньше на других заводах. От них он узнал, что некоторые предприятия немцы пустили уже в ход: работала хлебопекарня, кондитерская фабрика, ремонтировалась электростанция. Увидел Игнат столбы около городского сквера, услыхал рассказы о неожиданных выстрелах во время жуткой казни. И одна неотвязная мысль с утра до ночи не покидала парня: как бы познакомиться с товарищами, стрелявшими в палачей.

2

Клопиков работал всю ночь. Среди задержанных во время дневной облавы оказалось много крестьян, принесших на рынок землянику, чернику, первые грибы. И сколько их ни били, ни пытали, ничего толком узнать не удалось. Никаких партизан, ничего подозрительного на дорогах или в лесу они не встречали. Не дали результатов и допросы арестованных горожан.-Конечно, они видели пожар, а что там горело, почему горело — кто его знает, тем более что прошла такая сильная гроза,— все могло случиться. И только один из арестованных, носивший в деревню для продажи соль и разную мелочь, признался, что видел ночью недалеко от города на лесной дороге группу вооруженных людей в гражданской одежде. Но кто они, откуда и куда шли — этого он сказать не может, так как сам прятался от них.

Пришлось Клопикову снова обратиться к своей записной книжке, обыскать десятки квартир. Ему активно помогал Кох со своими жандармами. Кое-как набрали нужных сто человек. Правда, среди них попадались женщины с детьми, из семей советских служащих, несколько раненых красноармейцев. Из лагеря привели двадцать обессиленных пленных, которых нельзя уже было использовать на какой-либо работе.

Утром обо всех этих людях подробно докладывали Вейс и Кох самому генералу, приехавшему в город специальным поездом. На приеме присутствовал и Клопиков. Но его не очень-то спрашивали.

— Ваша работа ничего не стоит…—распекал генерал коменданта, брызгая слюной,— Я вижу, если бы эта свинья,— едва заметный кивок в сторону Клопикова,— не помогала вам, вы совсем ничего не знали бы, ничего не делали… Меня не интересует, есть ли тут действительно виновные или нет. Вы забываете наше правило: нам важно не только запугать их, главное — чтоб их стало меньше. Как можно меньше. А вы начинаете совать мне под нос разные списки и документы. Мне не нужны эти документы. Это я говорю вам, господин комендант. К лейтенанту Коху у меня никаких претензий нет, он выполняет свои обязанности, как надлежит немецкому солдату… Вот и все… А теперь немедленно приступите к выполнению воли фюрера!