Незабываемые дни

— А что ей делается? Живет в своей больнице. Мать, как и все старые, что ей нужно особенного? Она отжила свое… И света не видела за свою службу, да и где там увидишь возле больных. Мне так опротивела больница, тоска одна! Я хочу быть на виду у всех: вот она Любка, вот девчонка, которая может любому голову закружить! Кому захочет, тому и закружит! Ой, заговорилась я с тобой. Он меня сколько минут уже ждет! Условились в кино пойти. Понимаешь, заграничные картины будем смотреть! Ну, прощай… И что я тебе скажу, ты этого Вейса в руки бери, по-настоящему его бери! Слыхала, что очень ты недотрога, сам Вейс обижается на твой характер. Подумаешь, какая принцесса нашлась! С таким характером далеко не уедешь. Я на твоем месте взяла бы его в такую работу! Каждый день отдавала бы новый приказ ему. Ничего, никуда не делся бы, все выполнил бы, все достал, чего только моя душа пожелала! Он же комендант, он все может. Ну, прощай, миленькая, тороплюсь, ой как я тороплюсь! До свидания! — и вихрем вырвалась из дома.

— Слыхала? — спросила Вера, выпуская из боковушки Надю.

— Слыхала. Совсем с ума сошла девка, всякий стыд потеряла. Сломит голову, и скоро сломит. Кое-что выпытывай и у нее… Она многое может и не знать, но порой и то, что знает, нам пригодится.

Вера попробовала оставить Надю ночевать у себя,— в такое позднее время та могла и на патруль нарваться.

— Нет, этого я не боюсь, да мне и близко тут к знакомым.

Девушки простились, и Надя быстро исчезла за углом улицы.

16

Клопиков после ужина играл в шашки со старым другом, тюремным надзирателем.

Тут и явился с неожиданным рапортом Бугай:

— Разрешите доложить, господин начальник!

— Завтра доложишь, если что там по службе. Нашел время докладывать! — недовольно пробормотал начальник полиции, искоса поглядывая на вражескую пешку, которая давно метила в дамки.

Заметив, что Бугай нерешительно переступает с ноги на ногу, спросил:

— Может, пакет доставил, давай сюда!

— Никакого пакета нет…— Так чего ты?

— И Сипака нет.

— О чем ты это?

— И коменданта нашего нет. — Что ты мелешь?

— И немецких солдат нет.

— Вот язык у человека! Чего там у тебя нет?

— И полиции нет.

— Вот олух, прости господи!

— Утек я, господин начальник.

— Что, что?

— Утек, говорю… Слава богу, утек.

— Видел ты его, героя? — отвернулся от шашек Клопиков. И, уже злясь — помешал, идиот, обдумать контратаку,— Клопиков приподнялся с мягкого кресла.— Кто тебе разрешил убегать, дубовая твоя голова? Я посылаю подмогу верному человеку, а он на тебе, наутек… Да я из тебя, арестант ты этакий, последние твои мозги вытрясу!

— Гы-гы…— ухмыльнулся Бугай.

— Ну вот и поговори ты с ним по-человечески! Бугай, как есть бугай! Не голова, а решето. По какому праву от Сипака убежал, спрашиваю тебя?

— Так ведь Сипака нет.

— Как это нет?

— И коменданта нет.

— Опять за свое! Вот дал бог человеку телячью голову. Ростом зверь, а ума с комариный кукиш, очень даже просто… Не набрался ли ты самогону где, что за хорошее слово никак не уцепишься?

— Не пил, ей-богу, не пил, одни только бобы ел… Хлопцы не дали, сами пили, их и побили.

— Что, что ты сказал?

— Партизаны их всех побили. И немцев тоже. И коменданта… И Сипака… Всех, всех, как бобы, вылущили. А я убежал, ей-богу, убежал.

Новость так поразила Клопикова, что он, опустившись в кресло, забыл и о вражеской пешке и о своем партнере. Вперив взгляд в какую-то точку на стене, проговорил, ни к кому не обращаясь:

— Такой человек! Такой человек! Это только подумать! Сколько съедено с ним и выпито в прежнее время! Не человек, а дуб, орел. С этим человеком такие дела мы делали, такие штучки выкидывали, вся губерния гремела. Боже мой, боже, вспомяни его, упокой его душу!

Клопиков начал торопливо одеваться. Нужно было как можно быстрей доложить начальству о случившемся.

Вейс сидел в своем кабинете, просматривая газеты. Время от времени морщился, злобно плевал и вслух высказывал свои мысли:

— Черт знает что пишут. «Освоение завоеванных территорий идет нормальным порядком. Благодарное население на специальных собраниях принимает приветственные телеграммы фюреру, выражает искреннюю готовность помочь всеми своими силами германской армии в строительстве новой Европы…» И как рука у кого-то поднимается писать такую несусветную чепуху! «Благодарное»… За одну неделю двух эшелонов как не бывало, лежат вверх колесами, прибрать их, сбросить куда-нибудь от людских глаз нет никакой возможности. «Благодарное»!… Испытал бы этот писака на собственной спине такую благодарность!