Нюансеры

Перед тем, как последовать за Кантором, Алексеев бросил взгляд на газету, недочитанную нюансером. Это была «Недельная хроника Восхода» — приложение к журналу «Восход», издаваемому публицистом Адольфом Ландау. Одну из заметок Кантор обвёл красным карандашом:

«Если у вас восемь человек детей‚ и Б-г благословил вас таким состоянием‚ что вы можете ежедневно тратить на продовольствие четырнадцать с половиной копеек (семь копеек на хлеб‚ три на селедку‚ три на крупу и картофель, и полторы копейки на лук‚ соль‚ перец)‚ то это значит‚ что вы не только не голодаете‚ но “дай Б-г и в будущем не хуже”. Если вы можете расходовать лишь девять копеек в день‚ это значит “живем кое-как‚ перебиваемся”. А если у вас нет почти ничего‚ и вы проголодали с женой, детьми и старухой-матерью с понедельника до четверга…»

В сочетании с водкой и фаршированной рыбой это смотрелось живой иллюстрацией к теории классовой борьбы. «Если у вас восемь человек детей…» У Алексеева было девять братьев и сестёр. В юности мать, желая утешить сына после проваленного экзамена, подарила ему Причудника — чистокровного английского скакуна. Если мерить меркой «дай Б-г и в будущем не хуже», шести сотен рублей, отданных за Причудника, хватило бы на прокорм семьи, меньшей, чем Алексеевы, в течение одиннадцати с лишним лет.

Никто из посетителей не взглянул на него, когда он шёл к выходу. Даже не заинтересовались.

4 «Там ждет удача!»

В берлоге бес сидеть не станет. Куда он пойдёт? Уж точно не на эту — как её?! — Москалёвку. Здесь нашёл пристанище Миша Клёст, здесь ангелы…

Центр! Надо бежать в центр.

Там бесу самое место. Воскресенье? Ну и что?! Суета мирская, народ толпами — только успевай искушать да пакостить! Наверняка у чёртова отродья и другие дела есть, кроме Михаила Суходольского. Весь город, сволочь рогатая, перекраивает, перелицовывает, как портной — дедовский сюртук. Скоро житья совсем не станет…

Следы бесовской бурной деятельности Клёст обнаруживал на каждом шагу. Город, по которому он шёл, превращался в адскую сцену — вроде той, вчерашней, на заковыристом чердаке геенны, только куда обширней. На Москалёвке ещё туда-сюда, а возле церкви — так и вовсе благолепие. Но чем ближе к Николаевской площади, тем плотнее громоздились на улицах кубы, призмы и конусы — каменные, деревянные, из папье-маше; уходили в бесконечность, отблёскивая изморозью, стальные пандусы и наклонные плоскости; старинные надгробия и дорические колонны высотой от полутора аршин до семи-восьми саженей торчали из мостовой — грибы, ей-богу, натуральные грибы!

Подлинные грибы, впрочем, тоже встречались, большей частью поганки.

Чёрная, густо закопченная труба пересекала улицу наискось. Одним концом она уходила в землю, другим — в окно третьего этажа дома напротив. С неба свисали длиннющие пряди женских волос — русые, каштановые, седые. Их доводилось раздвигать руками. Какие-то волосы были чисто вымыты, иные — сальные, грязные, в перхоти. По нелепой прихоти, вторые пахли ладаном и лавандой, первые же воняли серой. Миша старался избегать волос, но получалось не очень. Вот пандус: взберёшься — соскользнёшь. Вот нагромождение колонн: забредёшь — потеряешься. Вот беспокойный шлагбаум, вот самоходный пень…

Народ по улицам тоже шёл всякий. Попадались люди обычные, приличные: усатый казак в лиловом бешмете, при папахе, портупее и шашке; купчина размером с гиппопотама дымил сигарой толщиной с оглоблю; девица-мещанка хвалилась накидкой сиреневого сукна с капюшоном; мастеровые, чиновники, торговки, нищие, дородная старуха в бордовом салопе…

Нет, старуха была уже из других.

Меж людьми, несомые мартовским ветром, проплывали бледные до прозрачности существа — утопленницы, духи, не пойми какая нежить. У некоторых прохожих, с виду вполне обычных, при ближайшем рассмотрении обнаруживались рога или хвост, собачья голова, ноги, вывернутые в коленках назад. Угрозы от них не исходило — даже от гниющего кассира, временами мелькавшего в толпе, и старухи в бордовом салопе. Мишино чувство опасности молчало; он быстро перестал обращать внимание на тварей и сосредоточился на прокладывании пути-дороженьки в той чертовщине, которой стараниями беса обернулся благополучный губернский город Х.

Спрятаться решил? Надгробиями отгородился? Армией преисподней?! От Клёста не спрячешься! Где тебя искать, где? Куда бесу податься в воскресенье? Уж всяко не в церковь!

Куда же?!