Единственное, что меня останавливает, это осознание, что, как только я что-то сделаю, Дитер поймет, что ему никогда не нужны были жертвы, чтобы обрести силу. Его незнание было единственным, что сдерживало его манию, – в некотором смысле я понимаю, почему богини пытались наложить на нас ограничения.
Когда я встречусь с ним лицом к лицу, это будет ужасно.
Я сосредотачиваюсь на кандалах. Могу ли я заставить их сломаться?
Резкий крик пронзает воздух. Крик, мольба. Люди толкаются, и сквозь дым я вижу, как
Среди них, проталкиваясь сквозь хаос, движется Отто.
Его взгляд встречается с моим.
Я всхлипываю, испытывая такое облегчение, что чувствую тепло в животе.
Отто несется вперед, но горожане окружают его, отталкивая назад, он пытается не драться, но люди замахиваются на него топорами, мясницкими ножами и другим оружием, которое смогли найти. Лезвия рассекают воздух, целясь ему в шею, в бок…
«Отто…» – я пытаюсь позвать его. Мой голос звучит приглушенно и надорванно, но горло выталкивает звук, разрываясь.
Что-то пульсирует, исходя от меня. Мягкое, прохладное и… и
Из трещин между булыжников мостовой начинают пробиваться тонкие растения. Они распускаются узкими зелеными стеблями с яркими желтыми цветами, странные для этого времени года, для этой температуры, но они растут и растут, окружая Отто кольцом, доходящим ему до плеч, разрастаясь, возвышаясь над ним…
Рута. Рута, как в защитном зелье, которое он принимал давным-давно, в Трире. Рута, которую мы купили на рождественской ярмарке.
Отто забывает обо всем и бросает на меня взгляд, в его темных глазах зреют вопросы.
Рута должна была защитить его. Помочь
Горожане вокруг замирают на месте. Их оружие застывает в воздухе.
Все как один они смотрят вниз, на свои руки и ноги, а затем снова поднимают глаза, и внезапно их начинает трясти, они плачут, некоторые падают на колени.
Сила магии распространяется и на них, и они освобождаются от власти Дитера.
Ветер меняется, воздух заволакивает дым, в меня летят угли, и я отворачиваюсь, теряя из виду горожан и Отто.
У меня получилось. Не так ли?
Я освободила их от заклятия, которое наложил на них Дитер.
«Да, – подтверждает Хольда. – Да, Фрици».
Когда я начинаю рыдать, это плач отчаянной надежды, несмотря на то что огонь, раздуваемый ветром, подбирается все ближе ко мне. Единственное, что мешает ему разгореться, – сырость дров, но из-за этого собирается дым, и с каждым вдохом мне становится труднее дышать. Я задохнусь задолго до того, как сгорю.
Сила. Мне нужна сила.
Я пыталась заставить кандалы раскрыться сами по себе, но моим магическим призванием всегда были растения. А теперь, с дикой магией, я не ограничена правилами, но мои таланты по-прежнему остаются такими, какими были всегда, – если я хочу вырваться, если хочу использовать всю мощь дикой магии, чтобы дать отпор, мне нужно использовать свои сильные стороны.
Кедр. Дерево, которое дает силу. Я могу вырастить его – если смогу управлять им, если смогу
Я представляю себе дерево, его размеры, форму, запах, древесный и влажный, как в лесу, массивное и внушительное дерево.
Земля позади меня дрожит.
Хворост у моих ног рассыпается, прутики разлетаются в стороны, камни скрипят где-то внизу.
Я бросаю взгляд через плечо и вижу, как рядом со столбом растет дерево, его молодые ветви тянутся ко мне,
Цвет дерева меняется от здорового темно-рыжего к болезненно-серому.
Оно сморщивается, и, по мере того как увядает и опадает, появляется облачко гнили.
– Ах, Фрицихен. Что ты творишь?
Я оборачиваюсь, но Дитера нет рядом со мной или я его не вижу – вокруг только дым, серый и темнеющий, и я кашляю, хриплю, вдохи ножами вонзаются в меня, раны ноют.
– Ты нашла способ отречься от Источника? – воркует Дитер.
Но в его голосе слышится тяжесть, чувствуется что-то темное, что он обычно тщательно контролирует, маскирует, и эта мысль захлестывает меня ледяным ужасом.
– Но как же ты используешь магию? – настаивает он. – Ты не напитала ее никакими злодеяниями. Ты не принесла кровавой жертвы, которой она требует. О моя милая сестренка. Моя милая,
Нет,
Нам лгали, нас вводили в заблуждение, и теперь он это понимает.
– О Фрицихен! – мурлычет он. – От тебя и