Ночью вся кровь черная

Мы прожили по шестнадцать лет, и нам хотелось смеяться. Мы по очереди рассказывали короткие смешные истории, полные лукавого подтекста, придумывали загадки. Младшие братишки и сестренки Мадембы сначала подсели к нам, а потом один за другим уснули, слушая наши разговоры. А я чувствовал себя царем всей земли, потому что Фари выбрала меня, а не кого-то другого. Я взял левую руку Фари, сжал ее в правой ладони, и она не отняла ее, доверившись мне. Видит Бог, такой как Фари Тиам больше нет. Но Фари не хотела отдаваться мне. После той ночи, когда она выбрала меня изо всех моих ровесников, всякий раз, когда я просил ее позволить мне войти внутрь ее тела, она отказывалась. Четыре года Фари говорила «нет», «нет» и «нет». Юноша и девушка одного возраста никогда не занимаются любовью. Даже если они выбрали друг друга и стали на всю жизнь близкими друзьями, юноша и девушка одного возраста никогда не становятся мужем и женой. Мне это было известно, я знал этот тяжелый закон. Видит Бог, я знал это древнее правило, но я не был с ним согласен.

Может быть, я начинал думать самостоятельно задолго до гибели Мадембы? Как говорит командир, дыма без огня не бывает. У кочевников фульбе есть пословица: «Угадать, будет день плохим или хорошим, можно уже на рассвете». Может быть, мой разум уже тогда начинал сомневаться в голосе долга: слишком уж он красиво разодет, слишком нарядно, чтобы быть честным. Может быть, мой разум уже тогда готовился воспротивиться бесчеловечным законам, прикидывающимся человечными. Но, несмотря на ее отказы, я не терял надежды, даже зная, понимая, почему Фари мне всегда говорила «нет» до того вечера накануне нашего с Мадембой отъезда на войну.

XVI

Видит Бог, доктор Франсуа добрый человек. Доктор Франсуа дает нам время подумать, прийти в себя. Доктор Франсуа собирает нас, меня и всех остальных, в большом зале, где стоят столы и стулья, как в школе. Я никогда не ходил в школу, а Мадемба ходил. Мадемба умел говорить по-французски, я – нет. Доктор Франсуа – как школьный учитель. Он говорит, чтобы мы сели на стулья, и его дочка, мадемуазель Франсуа, вся в белом, кладет на каждый стол лист бумаги и карандаш. Затем доктор Франсуа знаками велит нам нарисовать кто что хочет. Я знаю, я понял, что из-за очков, от которых его голубые глаза становятся очень большими, доктор Франсуа разглядывает внутренность наших голов. Его голубые глаза совсем не такие, как у противников, стремящихся маленькими хитрыми снарядами оторвать нам голову от остального туловища. Его пронзительные голубые глаза вглядываются в нас, чтобы спасти нам головы. Я знаю, я понял, что наши рисунки помогают ему отмыть наши мозги от военной грязи. Я знаю, я понял, что доктор Франсуа очищает наши испачканные войной головы.

Видит Бог, доктор Франсуа действует успокаивающе. Доктор Франсуа почти никогда с нами не разговаривает. Он разговаривает с нами только глазами. Это очень кстати, потому что я не умею говорить по-французски, не то что Мадемба, который ходил в школу к белым. Так вот, я разговариваю с доктором Франсуа при помощи рисунков. Мои рисунки очень нравятся доктору Франсуа, он говорит мне это своими большими голубыми глазами, когда с улыбкой смотрит на меня. Доктор Франсуа качает головой, и я понимаю, что он хочет сказать. Он хочет сказать мне, что то, что я рисую, очень красиво и понятно. Я знаю, я очень скоро понял, что мои рисунки рассказывают мою историю. Я знаю, я понял, что доктор Франсуа читает мои рисунки как историю.