Ночью вся кровь черная

Как-то вечером, незадолго до ухода, моя мать Пенндо Ба схватила меня в объятия и сильно сжала. Она говорила мне на своем певучем языке фула, который я перестал понимать, с тех пор как перестал его слышать, что я большой мальчик, что я пойму, почему она уходит. Ей надо узнать, что случилось с моим дедушкой, моими дядюшками и их стадом. Нельзя бросить того, кому ты обязан жизнью. Как только она узнает, она вернется: никогда она не бросит того, кому дала жизнь. Видит Бог, от слов матери мне стало и хорошо, и плохо. Она стиснула меня в объятиях и не произнесла больше ни слова. Как только она ушла, я, как и отец, начал ждать ее.

Мой отец, этот старый человек, попросил моего сводного брата Ндиагу, рыбака, чтобы тот отвез Пенндо на пироге по реке как можно дальше к северу, а потом к востоку. Моя мать попросила, чтобы я первые полдня сопровождал ее. Ндиага привязал к корме большой пироги маленькую, в нее сели мы с матерью и Салиу, другой мой сводный брат, который должен был отвезти меня обратно в Гандиоль. Мы с матерью сидели бок о бок на скамье в носовой части пироги и молча держались за руки. Мы оба смотрели вперед по течению реки, на горизонт, но ничего не видели. Время от времени из-за качки моя голова склонялась на голое плечо Пенндо. Правым ухом я ощущал ее горячую кожу. В конце концов я крепче вцепился в ее руку, чтобы моя голова не отрывалась от ее плеча. Я мечтал, чтобы богиня Маме Кумба Банг подольше удерживала нас на середине реки, несмотря на подношения в виде кислого молока, которые мы сделали ей, покидая родные берега. Я молился, чтобы она обхватила нашу пирогу своими длинными водяными руками, чтобы ее шевелюра из бурых водорослей замедлила наше продвижение, несмотря на то, что братья усердно работали веслами, ритмично ударяя ее по спине, чтобы продвигаться вверх против сильного течения. Пропахивая на воде невидимые борозды и запыхавшись от этого тяжелого крестьянского труда, Ндиага и Салиу молчали. А еще им было грустно за меня и за мою мать, которая расставалась со своим единственным сыном. Мои сводные братья тоже любили Пенндо Ба.

Настало время расставания. Онемев, опустив глаза и головы, мы протянули к моей матери сложенные руки, чтобы она нас благословила. Мы слушали, как она шепчет незнакомые молитвы, длинные молитвы благословения из Корана, который она знала лучше нас. Когда она умолкла, мы провели сомкнутыми ладонями по лицу, чтобы не упустить ни единого вздоха из ее молитв, мы как будто пили из их источника. Затем мы с Салиу сели в маленькую пирогу, Ндиага отвязал ее резким жестом, злясь на себя самого из-за слез, наворачивавшихся ему на глаза. Мать пристально посмотрела на меня, чтобы запечатлеть в памяти мой образ. А потом течение с нежным плеском подхватило мою пирогу, и мать отвернулась. Я знаю, я понял, что она не хотела, чтобы я видел, как она плачет. Видит Бог, женщина фульбе, достойная так называться, никогда не плачет перед своим сыном. А я плакал, много плакал.

Никому точно не известно, что стало с Пенндо Ба. Мой сводный брат Ндиага довез ее на пироге до города Сен-Луи. Там он передал ее с рук на руки другому рыбаку по имени Садибу Гейе, который должен был за плату, равную цене одного барана, отвезти ее на своей торговой пироге до Валальде, что в Диери, где в это время года обычно пребывал Йоро Ба со своими пятью сыновьями и своим стадом. Но поскольку река обмелела, Садибу Гейе передал Пенндо своему родственнику Бадаре Диау, чтобы тот проводил ее до Валальде пешком по берегу реки. Нашлись свидетели, видевшие их неподалеку от деревни Мбойо, после чего они бесследно исчезли в зарослях. В Валальде ни моя мать, ни Бадара Диау так никогда и не пришли.

Мы узнали об этом, когда через год отец, устав ждать известий от Пенндо и Йоро Ба, послал моего сводного брата Ндиагу расспросить Садибу Гейе, который немедленно отправился в Подор, где жил Бадара Диау. Родные Бадары Диау, целый месяц не имея от него вестей, уже искали его на пути, которым он собирался пойти с моей матерью. Плача кровавыми слезами, они поведали Садибу Гейе о несчастье, которое, как они считали, могло приключиться. Бадара и Пенндо скорей всего сразу за Мбойо были похищены десятью мавританскими всадниками, следы которых местные жители обнаружили на берегу реки. Мавры с севера часто похищают чернокожих и обращают их в рабство. Я знаю, я понял, что, увидев Пенндо Ба, такую красавицу, они не преминули похитить ее, чтобы продать великому шейху за тридцать верблюдов. Я знаю, я понял, что ее спутника Бадару Диау они похитили, чтобы никто не узнал, кому за нее мстить.

Так вот, узнав о том, что Пенндо Ба похитили мавры, мой отец окончательно состарился. Он по-прежнему смеялся, улыбался нам, шутил над людьми и над собой, но он стал другим. Видит Бог, он вдруг утратил половину своей молодости, утратил половину своей жизнерадостности.

XVII