Второй рисунок, который я нарисовал для доктора Франсуа, был портрет Мадембы, моего друга, больше чем брата. Этот рисунок был не такой красивый, как первый. Не потому, что он мне хуже удался, а потому, что Мадемба сам был некрасивый. Я и сейчас еще так думаю, даже если это и не совсем верно, потому что, несмотря на то, что смерть нас разлучила, у нас по-прежнему остается родство душ и одинаковая любовь к шутке. И даже если Мадемба внешне был не так хорош, как я, внутренне он был лучше.
Когда моя мать ушла и больше не вернулась, Мадемба принял меня у себя. Он взял меня за руку и ввел в имение своих родителей. Мало-помалу я стал жить у него. Переночевал раз, потом два раза подряд, потом три. Видит Бог, мой переход в семью Мадембы Диопа произошел незаметно. У меня не было больше мамы. Мадемба, который переживал за меня больше, чем кто бы то ни было в Гандиоле, захотел, чтобы его мама меня усыновила. Мадемба взял меня за руку и отвел к Аминате Сарр. Он вложил мою руку в ладонь своей матери и сказал: «Я хочу, чтобы Альфа Ндие жил у нас, чтобы ты стала ему мамой». Жены моего отца не были злыми, они даже были добры ко мне, особенно первая – мать Ндиаги и Салиу. Но, несмотря ни на что, я потихоньку ушел из своей семьи и перешел в семью Мадембы. Мой отец, этот старый человек, принял это без слов. Он сказал «да» Аминате Сарр, матери Мадембы, которая хотела меня усыновить. Мой отец даже велел своей первой жене, Аиде Мбенге, на каждый праздник Табаски давать Аминате Сарр самый лучший кусок жертвенного барашка. Потом он даже стал каждый год посылать в имение семьи Мадембы целого жертвенного барашка. Мой отец, этот старый человек, не мог смотреть на меня без слез. Я знаю, я понял, что слишком похож был на его любимую Пенндо.
Мало-помалу грусть моя прошла, мало-помалу, благодаря Аминате Сарр с Мадембой и времени, которое лечит острую боль, я стал забывать о ней. Первое время мы с Мадембой ходили играть в заросли и всегда на северную сторону деревни. И он, и я, мы оба понимали почему. Но о нашей надежде первыми увидеть возвращение моей матери Пенндо, Йоро Ба, его пятерых сыновей и их стада мы помалкивали. Аминате Сарр мы говорили, что уходим на целый день в заросли, на север, расставлять силки на земляных белок или охотиться с рогаткой на горлиц. Она нас благословляла и давала с собой немного провизии, три щепотки соли и флягу с водой. И когда мы ловили белок или горлиц и, предварительно выпотрошив, ощипав и разделав, жарили их на вертеле над маленьким костерком из сухих веток, мы забывали о моей матери, ее отце, пятерых братьях и их стаде. Глядя на оранжевое потрескивающее пламя, время от времени разгоравшееся ярче от жира, который сочился из потрескавшейся кожи наших охотничьих трофеев, мы думали не о вгрызающейся в кишки боли разлуки, а о голоде, вгрызавшемся в них с неменьшей силой. Мы переставали представлять себе, как Пенндо невообразимым чудом удалось бежать из плена, как она добралась до Валальде, где встретилась с отцом, пятерыми братьями и их стадом, и как теперь они все вместе возвращаются в Гандиоль. В ту пору, когда похищение матери было еще так близко, я не умел справляться с непреодолимой тоской по ней иначе, чем играя в охотников и поваров, когда мы с Мадембой, моим больше чем братом, ловили и жарили земляных белок и горлиц.
Мы с Мадембой незаметно подрастали. И так же незаметно мы перестали ходить на северную дорогу и ждать возвращения Пенндо. В пятнадцать лет мы в один день прошли обряд обрезания. Один и тот же старейшина нашей деревни посвятил нас в тайны взрослой жизни. Он научил нас, как себя вести. Самый главный секрет, который он нам открыл, заключался в том, что не человек управляет событиями, а события управляют человеком. События, которым человек удивляется, до него были прожиты другими людьми. Все, что возможно в жизни человека, уже было испытано раньше. Ничто из того, что происходит с нами в этом мире, каким бы значительным, каким бы полезным это ни было, не ново. Но то, что испытываем мы, всегда ново, потому что каждый человек уникален, как уникален каждый лист одного и того же дерева. Человек питается теми же соками, что и другие люди, но он питается ими по-своему. Даже если новое на самом деле не ново, оно всегда остается новым для тех, кто приходит в этот мир, беспрестанно, поколение за поколением, волна за волной. И вот для того, чтобы с нами все было хорошо в этом мире, чтобы мы не сбились с пути, мы должны слушать голос долга. Думать слишком много самостоятельно – это предательство. Тот, кто поймет эту тайну, имеет шанс прожить жизнь в мире. Но надежды на это мало.